Множество жизней Мейзи Дэй - читать онлайн книгу. Автор: Кристофер Эдж cтр.№ 5

Но я вспоминаю бесконечную непроницаемую черноту за входной дверью, и спина у меня покрывается мурашками.

Учёные признают результаты эксперимента только в том случае, когда при тех же экспериментальных условиях они повторяются. Если при повторении эксперимента результаты оказываются другими – значит, что-то здесь не так.

И значит, если я хочу убедиться, что Солнце действительно светит сквозь стекло, я должна открыть двери на улицу.

Я протягиваю руку и поворачиваю ключ в замке. В горле у меня мгновенно пересыхает. Но это же глупо. Собственные глаза доказывают мне, что там, за дверью, я увижу всё тот же задний дворик и сад – всё как всегда. Но я ничего не могу с собой поделать. Я берусь за дверную ручку, и мои пальцы, на одном из которых отчётливо видно подсохшее пятнышко крови, заметно дрожат.

Настало время выяснить, что реально, а что нет.

Я поворачиваю ручку и распахиваю дверь.

Хотя в душе я отчасти ожидала, что так и будет – то, что я вижу, похоже на удар в лицо.

Никакое Солнце не освещает наш сад. Нет ни зелёной травы, ни цветов, ни припудренных розовым крон. Сада тоже нет. Только пустое чёрное пространство, которое начинается от порога и тянется в бесконечность, в каком бы направлении я ни смотрела.

Мои пальцы отчаянно сжимают дверную ручку, все инстинкты вопят, чтобы я немедленно захлопнула дверь. Но я сопротивляюсь. Я должна разобраться.

Наш дом как будто парит в космическом пространстве. Но то, что я вижу из задней двери, совсем не похоже на звёздное небо с поздравительной открытки. Эта Вселенная пуста. Нигде не видно ни единой звёздочки.

Пошатнувшись, я едва не повисаю на дверной ручке. Мне кажется, эта бесконечная чернота сейчас унесёт меня.

Есть такая штука вантаблэк – самый тёмный из всех изобретённых человечеством материалов. Учёные сделали его из углеродных нанотрубок – тончайших трубочек углерода, в тысячи раз тоньше человеческого волоса, спаянных вместе. Если посветить на что-то сделанное из вантаблэка, свет попросту затеряется в этом лесу из нанотрубок и вместо предмета вы увидите только чёрную пустоту. Этот материал не просто чёрный – он суперчёрный.

Примерно такой, как то, что я вижу за дверью.

Крепко цепляясь одной рукой за дверную ручку, я медленно вытягиваю другую вперёд, в эту черноту. Рука проходит сквозь неё, но я не чувствую ничего – никакого сопротивления, никакого изменения температуры. Только страх, что чернота тоже может потянуться ко мне.

Понадёжнее ухватившись за дверной косяк, я чуть приседаю и наклоняюсь вперёд. Я хочу понять, как далеко простирается темнота. Прежнего мира снаружи нет – но вдруг я смогу увидеть, куда он подевался? Я верчу головой во все стороны, высматривая хоть какой-нибудь признак жизни в бесконечной пустоте, и чувствую, как у меня противно сжимается желудок.

Нигде ничего. Только темнота.

Дрожа всем телом, я втаскиваю себя обратно в дверной проём, подальше от края. Мои босые ноги скользят по гладким чёрно-белым плиткам.

Если эксперимент успешно повторяется, доказательность полученных результатов сильно возрастает.

Значит, я вижу всё это на самом деле.

Там, снаружи моего дома, – пустота, и я уже не знаю, вернутся ли когда-нибудь домой мама, папа и Лили.

Пока я стою и смотрю на чёрную бесконечность, контуры дверного проёма начинают слегка расплываться. Я протираю глаза, думая, что, возможно, оптический сигнал, идущий по моим зрительным нервам в мозг, нарушен из-за этой суперчерноты. Так происходит, если слишком долго смотреть на вантаблэк: он отражает так мало света, что мозг попросту не понимает, на что вы смотрите. Все детали поверхности исчезают. Если покрыть вантаблэком скомканный лист бумаги, он будет казаться абсолютно плоским.

Но потом я понимаю, что нет, дверной проём не расплывается. Просто его понемногу заслоняют чёрные капли – темнота начинает просачиваться внутрь.

Замерев, я смотрю на зависшие над порогом пузырьки черноты. Заметить их можно только на фоне белого дверного косяка – плоские диски абсолютной тьмы, которые как будто медленно пульсируют, вплывая внутрь.

Шесть… семь… восемь… девять… десять…

Они всё прибывают и прибывают – невидимые на фоне чёрной бездны до того самого мгновения, пока не проплывут мимо дверей из белого поливинилхлорида. Их чернота настолько пронзительна, что у меня начинают болеть глаза. Это абсолютное ничто, полное отсутствие всякого цвета. Я даже не могу сфокусировать взгляд на этих каплеподобных формах, которые уже зависают над обувной полкой возле дверей. Рядом с ними папины чёрные резиновые сапоги кажутся грязновато-коричневыми. Ближайшая капля касается обреза сапога, и я с ужасом наблюдаю, как невозможная чернота распространяется по всей резиновой поверхности. Она меняется прямо у меня на глазах, превращаясь из реальной, хорошо знакомой вещи в нечто плоское, двухмерное. Такое чёрное, что глаза болят уже невыносимо. Оно уже больше не отражает света – на том месте, где только что стоял папин сапог, теперь лишь чёрная пустота.

А чёрная капля растёт, надувается, словно трепещет от сытого удовольствия – и продолжает плыть вперёд.

Я всё ещё стою, согнувшись, и смотрю, как всё новые сгустки черноты вплывают в открытую дверь. Мой желудок содрогается, выплёскивая в рот отвратительную жёлчную горечь. Я вижу, как чернота медленно пожирает дверной косяк из белого пластика, не оставляя после себя ничего. Новые капли касаются чёрно-белого пола, и каждая гладкая плитка превращается в квадрат совершенной черноты, которая захватывает кухню с алчной неумолимостью прилива. Наружная пустота проникает в дом, стирая всё на своём пути.

Это похоже на один фильм, который я видела по телевизору: про то, как распространяется плесень. Авторы установили в заброшенном доме несколько камер замедленной съёмки, и они сняли, как крохотная спора чёрной плесени в ванной комнате разрастается в сплошную тёмную массу грибка, постепенно захватывающую весь дом.

Я со страхом смотрю, как эти капли абсолютной тьмы распространяются по кухне, как темнота меняет очертания, пожирая всё, к чему прикасается.

Всё это похоже на ночной кошмар, но горечь во рту подтверждает, что я не сплю. Надо уносить ноги.

Я неуклюже отползаю назад, поворачиваюсь к выходу из кухни, чтобы бежать, – и тут понимаю, что происходит нечто действительно очень странное. Я вижу перед собой закрытую дверь в коридор – я сама захлопнула её, когда прибежала сюда, – но только теперь привычная картинка словно растягивается: она кажется далеко-далеко, словно я смотрю на неё с обратной стороны телескопа. Кухня у нас не такая уж большая, но дверь с каждой секундой становится всё меньше и меньше, как будто продолжает отдаляться от меня.

Я трясу головой, но мой мозг не в состоянии переварить поступающую в него информацию.

Однажды, когда я была ещё маленькая, у меня случилось воспаление внутреннего уха, и мне пришлось проваляться в кровати целую неделю. Мне было плохо – постоянно тошнило, кружилась голова, и я даже не могла стоять на ногах, всё время падала. Но и в полной неподвижности мне казалось, что всё вокруг двигается и кружится. Инфекцию в конце концов удалось вылечить, но те странные ощущения я помню до сих пор.