– Я отчетливо помню день, когда ты появился в генеральской приемной, – глядя на его туфли, говорит она. – Такой высокий, обаятельный, храбрый. Мне не верилось, что ты вообще заметил мое присутствие. Прославленный герой войны. Кто бы посмел усомниться? Как я восхищалась тобой, Эдвард! Какой невероятно счастливой я себя чувствовала! Любая девушка охотно согласилась бы работать с тобой, но ты выбрал меня.
– Но мне нужна была только ты! Неужели не понимаешь? Я так тебя люблю. И… и в этом я никогда тебе не лгал!
Она качает головой. В глазах блестят слезы.
– Я верю тебе, Эдвард. Я знаю, как сильно ты меня любишь и насколько я тебе желанна. Но как и во всем остальном, ты фальсифицируешь правду, чтобы получить желаемое. Это касается меня, твоей карьеры, твоей репутации. Всего. Я думала, что знаю тебя. Оказывается, нет. Не знала и не знаю…
– Элинор, по-моему, ты уже заходишь далеко. Послушать тебя – я просто жулик и плут! Меж тем, смею тебя уверить, я скрупулезно занимаюсь своей работой.
– Но ты называешь себя профессором, хотя таковым не являешься.
– Верно, я не защитил докторскую диссертацию. Война помешала. Что я мог с этим поделать? Есть у меня диссертация или нет, я эксперт в своей сфере и ничем не отличаюсь от любого другого профессора.
– Ты фальсифицировал данные.
Эдвард вздыхает и поднимает глаза к потолку:
– Прошу тебя, не будем об этом. Это был небольшой эпизод. Мелочь среди огромного количества других доказательств.
– Для меня это не мелочь. – Глаза Элинор блестят в свете пламени, она подается вперед. – Эдвард, если бы ты был смелым, а порой признание своих ошибок и умение выстоять против шквала мнений требуют изрядного мужества, ты бы изъял эти доказательства. Ты бы забрал нашу дочь из колонии и позволил бы лечить ее диетой, о которой я тебе рассказывала.
Его грудь вдруг распирает от гнева. Элинор просит слишком много. Он готов в будущем быть более внимательным, но переиграть прошлое нельзя. Что касается Мейбл, их дочь действительно находится в самом лучшем месте, под опекой сэра Чарльза. Сэр Чарльз считается ведущим английским специалистом по детской эпилепсии. Элинор цепляется за нелепые, лживые надежды. За обещания, раздаваемые шарлатанами, которые наживаются на несчастных.
– Я не заберу нашу дочь из колонии, где она находится в полной безопасности, – твердо заявляет он, – и не позволю, чтобы ее морили голодом и подвергали шарлатанскому лечению, расхваливаемому дружком твоей сестры! Эта затея, Элинор, нелепа и жестока. Я знаю: ты желаешь ей добра. Я хочу того же, сильнее, чем чего-либо. Но ты пребываешь в отчаянии и потому цепляешься за неисполнимую мечту. Мне жаль, но когда-нибудь тебе придется признать правду. Мейбл не станет лучше.
– Нет, Эдвард, это не шарлатанское лечение, – резко возражает она. – Оно применялось многие годы и даже столетия, а в знаменитой американской клинике Мэйо его довели до совершенства. Лечением занимаются настоящие врачи, и эксперименты проводят настоящие ученые, такие же, как ты!
– Элинор, Элинор, остынь! В Америке, как и везде, хватает шарлатанов и псевдометодик лечения. И все ради выуживания де…
– Да ну! – Элинор вскакивает на ноги. – Вот что, Эдвард Хэмилтон, ты замечательно умеешь говорить. Такое же обвинение я могла бы предъявить и тебе. Не тем ли руководствовался и ты, фальсифицируя результаты экспериментов?
– Как ты смеешь?!
С Эдварда достаточно. Он тоже поднимается на ноги. Верно, он изъял часть результатов проверок, но лишь затем, чтобы еще сильнее подчеркнуть неопровержимость доказательств, выстроенных на основе фактов, в правильности которых он уверен.
– Я это сделал по вполне оправданным причинам. В общих результатах я уверен и потому не позволю тебе обвинять меня в мошенничестве!
Гнев мужа она воспринимает спокойно и собранно. Ее голос звучит ровно.
– Эдвард, а тебе никогда не приходило в голову, что ты можешь ошибаться? Что есть иные способы улучшить жизнь людей, помимо ограниченных идей Эдварда Хэмилтона?
– Не говори глупостей, Элинор! Эти идеи проистекают не от меня одного. Они признаны медициной и поддерживаются множеством других экспертов.
– Но даже эксперты порой расходятся во мнении.
– Да, однако…
– Так, может, попробовать какой-то другой способ? – Ее голос звучит умоляюще, а сама она близка к слезам, и гнев Эдварда исчезает. – Ну пожалуйста.
– Мы говорили, что спросим мнение сэра Чарльза об этой диете.
– Он не желает даже пробовать, – отвечает Элинор, расхаживая по гостиной, как возбужденная кошка. – Сегодня я была у него.
– Ты была у него? Без меня?
– Да, Эдвард. Как ты знаешь, я умею действовать самостоятельно. И мне хотелось нейтрально и непредвзято представить сэру Чарльзу доказательства успешности метода.
Эдвард смотрит на нее так, словно видит впервые. Она за его спиной встречалась с сэром Чарльзом! Сама манера ее нынешнего разговора кажется ему совершенно иной. Кто-то похитил его милую жену, заменив этой самоуверенной, перечащей ему особой.
– Хорошо, Элинор. Я понимаю твое желание наилучшим образом помочь Мейбл, но ты должна видеть здравый смысл, – говорит Эдвард, пытаясь погасить новую ссору. – Ты должна прислушаться к советам сэра Чарльза. Если он уверен, что такое лечение вряд ли принесет результаты, почему ты считаешь его мнение ошибочным? Если эта методика настолько эффективна, как ты ее превозносишь, с чего бы ему отказываться от ее применения? Веришь ты мне или нет, но ему вовсе не хочется, чтобы дети оставались в состоянии хронически больных!
Должна же она понимать очевидные вещи.
Он вдруг замечает, что Элинор еле стоит на ногах. Он подходит, осторожно протягивает руку, желая восстановить отношения между ними.
Она смотрит на мужа, игнорируя протянутую руку. Открывает рот, собираясь что-то сказать, но тут же снова закрывает. У него возникает ощущение, что Элинор не хочет ему о чем-то рассказывать. Потом усталым голосом она спрашивает:
– Значит, ты не собираешься менять свое мнение относительно диеты?
– Нет, – как можно мягче отвечает Эдвард, не желая провоцировать новый всплеск гнева, но и давать ей ложных надежд он тоже не хочет. – После того как ты рассказала мне об этом методе, я говорил с сэром Чарльзом. Он категорически против столь бесчеловечного лечения. Элинор, дорогая, пойми же наконец, что Мейбл пребывает в самом лучшем месте, какое только можно представить. В колонии она находится под неусыпным наблюдением сэра Чарльза.
– В самом лучшем для кого?
– Для всех. Для Мейбл, для нас, для Джимми…
На мгновение Элинор позволяет мужу ее обнять, всматривается в его лицо. Ее глаза полны душевной боли. Затем она высвобождается из его объятий и поворачивается к нему спиной.
В этот момент Эдвард с болезненной ясностью вдруг понимает, что жена отдаляется от него.