Элинор в полном молчании смотрит, как он уходит из гостиной, отправившись искать свой портфель. Роуз в телефонном разговоре ни словом не обмолвилась об этом. Пока Элинор с уверенностью может сказать: Марсель Дево – куда более интересный человек, чем она представляла.
Ланч прошел в достаточно веселой и непринужденной обстановке. Роуз уводит Марселя на прогулку по окрестностям. Элинор идет к себе в комнату и присаживается на кровать. В открытые окна струится послеполуденное солнце. Она просматривает статьи, привезенные Марселем. Две из них на французском и две на английском. Элинор сносно читает по-французски, однако в статьях сплошь и рядом встречаются профессиональные термины и обороты, которые она понимает с трудом. Из содержания статьи она узнаёт, что еще в 1911 году во Франции проводились эксперименты на двух пациентах, придерживавшихся низкокалорийной вегетарианской диеты в сочетании с голоданием. У обоих было отмечено улучшение состояния. Она всегда считала вегетарианство благотворным направлением. Читая статью, она обещает себе вновь вернуться к вегетарианству. Вторая французская статья разъясняет роль голодания в лечении болезни. Метод насчитывает не одну тысячу лет и был подробно исследован еще врачами Древней Греции и Древней Индии. Автор «Гиппократова сборника», куда входит около шестидесяти древнегреческих трудов по медицине, упоминает, что воздержание от еды и питья даже способно излечить эпилепсию.
Элинор садится поудобнее, откладывает французские статьи и берет первую американскую. Вместе с ветерком в комнату прилетает птичье щебетание, и она впервые за многие месяцы чувствует воодушевление. Быть может, эти страницы принесут ей надежду. Первое исследование, проведенное в 1916 году и описанное в «Нью-йоркском медицинском журнале», было сделано неким доктором Макмюрреем. Согласно утверждениям журнала он успешно лечил эпилептиков голоданием и последующей диетой, которая применялась в течение четырех лет и полностью исключала потребление крахмала и сахаров. Макмюррей не был создателем методики. Его работа строилась на исследованиях Хью Конклина, считавшего, что эпилептические припадки вызываются токсином, который вырабатывается в кишечнике. «Значит, причина вовсе не в дефектных генах», – звучит в мозгу Элинор тихий голос. Тот же голос время от времени будоражит ее, задавая вопросы об эффективности и моральной стороне грандиозного исследовательского проекта Эдварда. Она возвращается к статье. Методика Конклина строилась на полном отказе от пищи. Период голодания длился от восемнадцати до двадцати пяти дней. В течение этого времени пациенты получали только воду. Это что же, голодать более трех недель? Элинор продолжает читать. Автор статьи сообщает, что излечение наступило у 90 процентов детей и 50 процентов взрослых.
Вторая статья посвящена работе Рассела Уайлдера из клиники Майо. В 1923 году он применил к своим пациентам так называемую кетогенную диету. После периода голодания они получали пищу, богатую жирами, но с пониженным содержанием протеина и углеводов, что существенно уменьшило число припадков, а в ряде случаев и вовсе устранило их. В этой статье, написанной доктором Петерманом, приводятся не столь впечатляющие цифры, как в предыдущей, зато более правдоподобные.
Элинор продолжает читать. У пациентов Уайлдера период голодания был меньше, однако благотворное влияние голода сохранялось, поскольку организм, почти не получающий углеводов, оставался наполненным кетоновыми телами, вырабатываемыми печенью. Методика строилась на «обмане» тела пациента. Низкоуглеводная диета заставляла организм поверить в то, что он по-прежнему голодает и ему по-прежнему нужно вырабатывать кетоны. Кетоновые тела – именно они предотвращали припадки, но без тяжелых побочных эффектов, вызванных бромистым калием или фенобарбиталом.
У Элинор начинает кружиться голова. Ей трудно понять все научные данные, приведенные в статье. Зато она хорошо понимает саму теорию и полученные результаты. Статья дает ей шанс. Все прежние методы лечения Мейбл не дали результата. Вдруг этот сработает?
Она откладывает статьи и опускает голову на подушку. Она думает об исследованиях Эдварда. Невзирая на то, что в их семьях не было случаев эпилепсии, он полон решимости доказать наследуемость умственного развития, поведения и эпилепсии. Ну почему он так упорно стремится это доказать? На основании данных его доклада неминуемо будет принят соответствующий закон, и тогда тысячи пациентов, включая Мейбл, станут пожизненными узниками колоний и заведений для душевнобольных. Их лишат возможности вступать в брак и наслаждаться счастливой семейной жизнью. Вместо этого их ждет насильственная стерилизация. Кроме того, изменится вся система образования. Возникнут разные типы школ, что повлияет на будущее каждого ребенка. И все это будет зависеть от результатов одной-единственной проверки умственных способностей, проведенной в одиннадцатилетнем возрасте. А результаты, как известно, будут приблизительно соответствовать каждому социальному слою.
Во всем этом есть что-то невероятно бесчеловечное. Как будто люди с низкими умственными способностями – это «недолюди» и потому менее заслуживают право на хорошую жизнь. Неужели Мейбл менее достойна хорошей жизни?
Солнце успело скрыться, а она даже не заметила. Элинор натягивает кардиган. Сейчас она должна думать о Мейбл. Статьи дали ей опору для надежды, и в мозгу лихорадочно кружатся мысли. Читал ли сэр Чарльз об этой диете? Можно ли применить такую диету к Мейбл в колонии? А к другим детям, страдающим эпилепсией? Или – Элинор едва позволяет себе думать об этом – они смогут забрать дочь домой и уже здесь обеспечить ей диету? Пример есть: отец Марселя лечил Мари дома. Конечно, он врач, но у Эдварда есть деньги. Можно потратить какую-то часть на врача или квалифицированную медсестру, которые лечили бы Мейбл дома и проверяли бы ее уровень кетонов. Ведь платит же Эдвард за спасенного им солдата, причем который год. Если он откажется, она обойдется и без посторонней помощи. Она сумеет взвешивать и отмерять нужное количество пищи. Вот только как измерять уровень кетонов? И как быть с приготовлением пищи? Элинор представляет реакцию миссис Беллами, которой помимо обычных забот придется отдельно готовить для Мейбл. Сначала будет множество охов и вздохов, потом она согласится. Как бы то ни было, она найдет способ. И на этот раз Эдварду придется выполнить ее пожелания.
Элинор встает. Время пить чай. Должно быть, Роуз с Марселем уже вернулись с прогулки и ждут ее внизу. Она спешит в детскую, где мисс Хардинг протягивает ей улыбающегося во весь рот Джимми.
– Чистенький и свеженький после ванны, – сообщает няня. – Вы уж простите, волосики у него еще влажные.
Джимми поедает глазами бриллиантовое колье на шее Элинор и возбужденно воркует.
– Ничего страшного, – отвечает Элинор, рассеянно гладя сына по голове и предотвращая его попытку дотянуться до колье. – А это, молодой человек, игрушка совсем не для тебя, – тихо говорит она, вдыхая его теплый мыльный запах. – Идем вниз. Там кое-кто очень хочет с тобой познакомиться.
Синие глаза малыша смотрят на нее, и она снова улыбается:
– Идем, нас, поди, заждались.
Осторожно спускаясь по лестнице с Джимми на руках, Элинор представляет, как Мейбл и Джимми – ее дети – играют на солнечной лужайке. Прежде она не позволяла себе таких мечтаний, и у нее сжимается сердце. В глазах появляются слезы, но она быстро их вытирает. Пока еще слишком рано мечтать. Нельзя опережать события. Ее мечты могут и не сбыться, но, даже если и сбудутся, еще неизвестно, подействует ли диета на Мейбл. И потом, она по собственному горькому опыту знает, что излишняя сентиментальность не доводит до добра. Нужно отложить мечты на потом.