Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миропольский cтр.№ 33

Дворня таращилась ему вослед, а когда Троекуров уехал, в толпе зашелестело:

– Гришка! Да ты никак рехнулся?! Смерти нашей хочешь, глаза твои бесстыжие? Ты кому поносные слова говорил? Самому Кириле Петровичу?!

Камердинер молодого барина, уже пообтёршийся в столице и знать не знавший никакого Кирилы Петровича, гордо поглядывал на перепуганных односельчан. Егоровна прикусила кончик платка и скорбно застыла на крыльце: она позабыла приказание Владимира Андреевича…

…который чуть погодя вышел следом.

– Ох, ты, господи, – спохватилась нянька и крикнула, пошарив глазами по толпе: – Антон, слышь? В город езжай за лекарем!

Дубровский придержал Егоровну за плечо.

– Не надобно лекаря. Батюшка скончался, – отрывисто сказал он.

Среди дворни сделалось смятение. Люди побежали мимо Владимира Андреевича в господскую спальную. Их барин лежал в креслах, на которые перенёс его Владимир; правая рука старого Дубровского висела до полу, голова опущена была на грудь – не оставалось уж и признака жизни в теле, ещё не охладелом, но уже обезображенном кончиною. Егоровна взвыла, следом заголосили другие бабы, а слуги окружили покойника, доверенного их последнему попечению.

Все немедля принялись за дело: занавесили зеркала, остановили стенные часы, принялись убирать в комнатах, Егоровна добыла из сундука хозяйский мундир и велела наново вычистить; кто-то уже колотил гроб, кто-то обмывал покойника, – каждый знал своё занятие…

…кроме молодого Дубровского. Забыв про всех – и всеми позабытый, он прошёл в отцовскую комнату и упал в кресла перед матушкиным живописным портретом в потемневшей раме. Впервые в жизни на Владимира обрушилось одиночество, невыносимое и гнетущее. Знакомых никого в здешних краях у него не было. Спросить совета, что делать дальше, или хотя бы перемолвиться словом – не с кем. Семейственная жизнь, о которой грезил поручик, окончилась, толком даже не начинаясь.

В глубокой подавленности Владимир сидел долго и очнулся, лишь услыхав за стеною деловитые голоса: люди укладывали одетого в мундир Андрея Гавриловича на тот самый стол, за которым столько лет служили своему господину.

Владимир скользнул пустым взглядом по ящикам с бумагами, кои теперь предстояло разбирать уж точно без отцовской помощи. На комоде под матушкиным портретом лежал томик Державина. Владимир наугад открыл страницу.

Книга выпала из дрогнувших пальцев. Дубровский уронил голову на руки и беззвучно зарыдал.

Дубровский спал, не раздеваясь, на оттоманке в отцовской комнате. Когда он пробудился, солнце было уже высоко. Владимир Андреевич поднял голову, мигом вспомнил вчерашний день, и тоска с одиночеством нахлынули с прежнею силой, сердце его снова сжалось. Поручик сел, готовя себя к выходу в залу, где на столе в открытом гробе покоилось тело бедного старика, но тут слуха его достигли разговоры, которые доносились сквозь приоткрытое окно.

– Что будет – то будет, – рассудительно говорил мужской голос, принадлежавший вроде бы Антону, – а жаль, если не Владимир Андреевич окажется нашим господином. Молодец, нечего сказать.

– А кому же, как не ему, и быть у нас господином? – отвечала женщина, в которой Дубровской признал свою няньку. – Напрасно Кирила Петрович и горячится. Не на робкого напал: мой соколик и сам за себя постоит, да и, бог даст, благодетели его не оставят. Больно спесив Кирила Петрович! А небось поджал хвост, когда Гришка мой закричал ему: «Вон, старый пёс! Долой со двора!»

– Ахти, Егоровна, – сказал третий голос, – да как у Григорья-то язык повернулся?! Я скорее соглашусь, кажется, сам-один облаять медведя в лесу, чем косо взглянуть на Кирилу Петровича. Как увидишь его, вмиг страх трепетный одолевает и краплет пот, а спина-то сама так и гнётся, так и гнётся…

Первый прокряхтел:

– Эхе-хе… Ничего, будет время, и Кириле Петровичу отпоют вечную память, всё как ныне и Андрею Гавриловичу. Разве похороны будут побогаче да гостей созовут побольше, а богу не всё ли равно!

– Царь-батюшка моего соколика в обиду не даст. Владимир Андреевич в гвардии служит и кровь за него проливал, – уверенно заявила Егоровна, и тут Дубровский распахнул окно, велев подавать умыться.

Ни сил, ни желания разбирать отцовские бумаги не было: потом, всё потом. С утра до вечера пробыл Владимир возле тела родителя своего, накрытого саваном и окружённого свечами. Поручик вдыхал миротворный запах тающего воска, говорил со священником, слушал бормотание дьячка, давал Егоровне распоряжения в отношении поминальной трапезы, – и тоска понемногу отступала, заслонённая обыденными делами.

На следующий день свершились похороны.

Столовая полна была дворовых. Владимир с Гришей и кузнец Архип с кучером Антоном подняли открытый гроб, – и старый Дубровский на плечах близких в последний раз перешёл за порог своего дома. Впереди выступал священник; дьячок сопровождал его, воспевая погребальные молитвы.

День был ясный и холодный, но свежая зелень дерев и веяние утреннего ветерка выдавали уже силу весны. Тело пронесли рощею, за которой взгляду открылась деревянная церковь – на её пороге, к несчастию своему, минувшей осенью Андрей Гаврилович после долгой разлуки снова повстречал Троекурова. В стороне от церкви печальным частоколом застыли кресты кладбища, осенённого старыми липами. Там покоилось тело Владимировой матери; там подле могилы её накануне вырыта была свежая яма.

Все местные крестьяне собрались в церкви, отдавая последнее поклонение господину своему. Молодой Дубровский стал у клироса; он не плакал и не молился, – лицо его было угрюмо и неподвижно, глаза горели. Когда печальный обряд был кончен, Владимир первый пошёл прощаться с телом; за ним потянулись дворовые и остальные, после принесли крышку и заколотили гроб. Бабы громко выли, мужики изредка утирали слёзы кулаком.

Владимир и те же трое слуг доставили скорбную ношу на кладбище, сопровождаемые людской вереницею. Гроб опустили в могилу; вслед за сыном покойного каждый бросил в неё по горсти песку, а после все стояли и кланялись, пока яму засыпа́ли.

Егоровна от имени молодого Дубровского пригласила попа с церковным причтом на похоронный обед, молвив:

– Думали мы, батюшка, зазвать весь околоток, да Владимир Андреевич не захотел. Небось у нас всего довольно, есть чем угостить, да что прикажешь делать. По крайней мере, коли нет людей, так уж хоть вас употчую.