Русский Зорро, или Подлинная история благородного разбойника Владимира Дубровского - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Миропольский cтр.№ 25

Первым потревожил Дубровского неуловимый капитан Копейкин. Разбойнички продолжали пошаливать в округе, и по дорогам не стало никакого проезда. Однако же едущих по своей надобности люди атамана не касались: остановят, расспросят – и отпустят. Другое дело, коли встречали они чиновника, или почту, или ещё какого путника, связанного с казною. Тут уж спуску никакого! Обирали до нитки.

А ещё оказалось, что Копейкин следил со вниманием, когда какой деревне приходит срок в казну платить. Сборщики получали у старосты деньги, поворачивали в обратный путь – и натыкались на разбойников. Их самих Копейкин трогать не велел, но всё, что собрано в счёт казённых оброков и податей, забирал подчистую.

До поры поместье Дубровского лихой капитан обходил стороной – видать, захудалой считал деревеньку. Или, может, потому сюда не наведывался, что рядом лежали троекуровские земли, а грозного барина ненароком задеть Копейкин остерегался. Сказывал ведь Кирила Петрович: капитан увечен, да неглуп.

Но вот пришла пора мужичкам Дубровского с казною расплатиться. Деньги они по обыкновению снесли старосте. К тому из Раненбурга явились двое приказных и сели считать. Оклад подушный по рублю с человека и оброка по шести рублей – увесистый кошель серебра и меди на пять сотен. Приказные высыпали это богатство на стол посреди избы, стали монеты раскладывать столбиками и в тетрадку записывать, а к тому ещё не забывали от души угощаться чем бог послал – со старостой переслал.

Сидели они уже пьяные и весёлые, когда дверь вдруг отворилась настежь и в избу вошли два мужика с бандитскими рожами. Сняли шапки, перекрестились на образа в красном углу; покрыли снова головы и стали по обе стороны от двери.

– Это ещё что?! – насупил брови один из приказных. – А ну, подите прочь отсюда!

Мужики только ухмыльнулись, и тут появился сам Копейкин – в добротной шубе с пустым рукавом и валенке на единственной ноге. Костылём и деревяшкою по полу до стола простукал, на скамью опустился, фуражку офицерскую снял и к деньгам положил. Приказные так и сидели, от страха ни живы ни мертвы. А капитан сказал им с отеческой укоризною:

– Что-то вы не торо́питесь. А я, понимаете ли, уже заждался. Холодно стало, и люди мои в некотором роде мёрзнут… Всё подсчитали, всё верно?

– Верно, – выдавил из себя приказный посмелее.

– Вот и славно, коли так, – обрадовался Копейкин. – Пишите сей же час расписку старосте, что деньги в счёт податей мужиками все уплачены и претензий к ним вы не имеете.

Делать нечего, написали приказные, как полагается. Копейкин прочёл бумагу, передал старосте и сделал знак подручным. Пока те живо сгребали серебро и медь со стола обратно в кошель, капитан поднялся и сказал приказным на прощание:

– Охотно потрапезничал бы с вами, но ждут меня. Бон аппетит!

Атаман вышел прочь; следом за ним разбойники унесли деньги, а приказные всё сидели за столом, не веря, что гроза миновала. После вскочили, бросились к окну – да где там! Копейкина уже и след простыл.

О происшествии староста донёс Дубровскому, который тем днём травил зайцев в отъезжем поле и вернулся только затемно. Андрей Гаврилович подивился, отчего Копейкин устремлён лишь на казённое добро, и помянул сказанное Троекурову – довели человека до крайности, заставили черту переступить! Хотя позже задумался Дубровский: коли даже с такой захудалой деревеньки получил капитан разом пять сотен рублей, сколько же выходит со всего уезда?! Почитай, не один десяток тысяч…

– Что и говорить, пенсион знатный, – сообщил он вечером старухе Егоровне, единственной слушательнице своей. – Да только сказано в Псалтири: «Не надейтесь на грабительство и не тщеславьтесь хищением; когда богатство умножается, не прилагайте к нему сердца». – Андрей Гаврилович выпил рюмочку вишнёвой и довершил мысль: – Эти тысячи все не впрок. Помянешь моё слово, покончат с Копейкиным в скором времени!

Он отписал о происшествии сыну в Петербург, присовокупив, что некоторое благородство разбойнику приписывают не зря: лихой капитан прежде убедился, что деревня Дубровского с казною в полном расчёте, и тогда только приказных ограбил.

А недели через полторы случилась новая напасть. Из города от заседателя Шабашкина пришло Дубровскому требование – немедленно дать надлежащие объяснения: с какой стати он владеет деревнею, искони бывшей в собственности Троекуровых.

Запрос неприятно удивил Андрея Гавриловича, и в тот же день дворовый отправился в Раненбург с довольно грубым ответом. В письме своём Дубровский объявлял, что деревенька досталась ему по смерти покойного родителя, что он владеет ею по праву наследства, что Троекурову до деревеньки дела никакого нет и что всякое постороннее притязание на сию собственность есть ябеда и мошенничество.

Читая письмо, Шабашкин ликовал не меньше, чем при упоминании Кирилой Петровичем сгоревших бумаг: впечатление от грубости Дубровского было весьма приятным. «Он мало знает толку в делах, – рассудил заседатель. – Человека столь горячего и неосмотрительного нетрудно будет поставить в самое невыгодное положение».

Андрей же Гаврилович на следующий день рассмотрел запросы Шабашкина хладнокровно, попенял себе за излишне резкую отповедь и увидел надобность отвечать обстоятельнее. Он написал довольно дельную бумагу…

…которая по понятным причинам впоследствии времени показалась в суде недостаточной, а дело стало тянуться, перейдя на следующий год.

Будучи уверен в своей правоте, Дубровский не имел ни охоты, ни возможности сыпать около себя деньги, а потому о деле беспокоился мало и даже не счёл нужным сообщать про него сыну в Петербург. Андрей Гаврилович всегда первый высмеивал продажную совесть чернильного племени, но мысль соделаться жертвою ябеды не приходила ему в голову.

Кирилу Петровича, казалось, выигрыш дела тоже не заботил, однако Троекуров положился во всём на Шабашкина – и не напрасно. Заседатель неустанно хлопотал, одних стращая именем его высокопревосходительства, других умасливая его деньгами; он толковал то вкривь, то впрямь всевозможные указы, имел весьма деликатный разговор с Антоном Пафнутьевичем Спицыным и день за днём всё туже сплетал паутину, в которой предстояло увязнуть простодушному Дубровскому.

Наконец, Шабашкин почёл западню готовой. Нужные бумаги были составлены, судьи куплены, и едва ли не в день дуэли младшего Дубровского отцу его через городовую полицию доставили приглашение явиться в присутствие Раненбургского уездного суда, чтобы выслушать решение по делу спорного имения между гвардии капитаном Дубровским и генералом от инфантерии Троекуровым, а выслушав – подписать своё удовольствие или неудовольствие.

Андрей Гаврилович велел старому кучеру Антону заложить сани, чтобы ехать в город, там заночевать и поутру без спешки быть в суде. Мохноногая лошадка тихой рысью влекла сани средь искрящихся под солнцем белых полей, когда сзади послышались крики, звон бубенцов и заливистый разбойничий пересвист. Антон обернулся с облучка: вдогонку стремительно неслись несколько троек. Он свернул с наезженной дороги в сугробы обочины и перекрестился, жалобно глядя на хозяина: