Герцен поморщился: “Ты преувеличил, Мишель. Ведь при разрушении общества прольется много крови”.
“Что ж, ради свободы и кровь пролить не жалко!”
“Я бы предпочел поискать другие пути к свободе”.
“Ты напоминаешь мула, который ищет свой путь в тумане".
“Перестаньте, Бакунин, — неожиданно вспыхнула Мальвида, — преподносить старые, обветшалые идеи и фразы! Видно, вас жизнь ничему не научила.”
“А эта ещё кто такая? — ощерился на нее Бакунин. — Она чья жена?”
“Ничья она не жена! — вступилась за Мальвиду Ольга. — Она моя мама!”
На миг все изумленно затихли. Тишину нарушил визг Натали: “Что ты несешь? Какая она тебе мама?”
“Настоящая! Не то, что вы, уши мне выкручивать!”
“Ведь это все она, она, твоя гувернантка, девчонку подучила! Она с самого нашего приезда настроила её против меня, — зарыдала Натали. — А ты опять привез её в наш дом!”
“Ну полно, полно, хватит ссориться”, — забормотал Герцен и потянулся обнять Натали. Но вовремя спохватился и попросил Огарева: “Коля, успокой жену! Ей нельзя огорчаться, а то у нее молоко прогоркнет”.
Огарев послушно направился к Натали, но она оттолкнула его и убежала с террасы в дом.
“Куда же она? — огорчился Бакунин. — Я как раз собирался попросить добавку бараньего бока с капустой!”
МАРТИНА
1861-й год — как я забыла? Действительно, ведь все это случилось в 1861 году, когда император Александр Второй не без влияния выступлений Александра Герцена отменил крепостное право в России. И в том же году, в том же феврале, в том же Санкт-Петербурге, родилась моя почти позабытая героиня Лу фон Саломе, ради которой я затеяла все эти исторические раскопки.
БАКУНИН
Весь август погода в Лондоне стояла непривычно теплая, и потому почти все обитатели Орсетт Хауса после обеда собрались на террасе. Только Бакунин не поместился на террасе и улегся в саду на одеяле, расстеленном поверх ковра опавших листьев, да Огарев, тихо напевая, катал по дорожке коляску с близнецами. Герцен, склонившись над столом, вычитывал через плечо Мальвиды ее перевод очередной статьи из “Колокола”. В центре террасы стоял мольберт Таты, которая увлеченно водила кистью по холсту, пытаясь воссоздать картину уходящего лета.
Топчась вокруг мольберта, Тата то и дело спотыкалась об ноги Натали, задремавшей в шезлонге в углу террасы. И над всей этой мирной сценой звенел хвастливый голосок Ольги:
“Мальвида упросила капельдинера впустить меня в зал, но услышать новую оперу Вагнера мне не удалось. Парижские студенты разозлились на Вагнера за то, что он поставил дирижера спиной к публике. Они начали свистеть, кричать и хлопать сиденьями кресел. Мне стало очень обидно, что ничего не слышно. Я вскочила ногами на кресло и заорала так громко, что перекрыла весь шум в зале: “Вон отсюда, идиоты! Вы ничего не понимаете в музыке! Убирайтесь вон! Вон!” В конце Вагнер подошел ко мне и поблагодарил за мое выступление. На глазах у него были слезы”.
“Узнаю моего друга Рихарда, — отозвался Бакунин. — Ему ничего не стоило заплакать”.
“Вы знакомы с Вагнером?” — воскликнула Мальвида.
“И ещё как знаком! Было время, когда мы с ним ночи напролет бродили по берегу Эльбы и говорили, говорили, говорили! Говорили обо всем на свете”.
“Мы тоже говорили с ним обо всем на свете, когда он пригласил нас на обед в Париже”, — похвасталась Ольга.
“Чего ради он пригласил вас на обед?” — ревниво вскинулась Тата, споткнулась и наступила Натали на ногу. Натали громко взвизгнула, Ольга засмеялась и закашлялась.
“Ты нарочно наступила мне на ногу, дрянь!” — крикнула Натали.
“Простите, Наталья Алексеевна, я нечаянно! Ей-богу, нечаянно!”
“Я давно заметила, что с тех пор, как родилась Лиза, ты то и дело намеренно пытаешься нам навредить — и мне, и Лизе!”
“Зачем, Наталья Алексеевна?”
“Ясно, зачем — из ревности!”
Тут Тата зарыдала и бросила кисть на пол, кисть упала и покатилась по белым плиткам террасы, разбрызгивая фейерверк разноцветных пятен. Натали подняла кисть и швырнула ее в Герцена: “Полюбуйся на свою дочь! Она кисть бросила нарочно, чтобы испортить террасу!”
Тата зарыдала еще отчаянней: “Папа, ты видишь? Она все время ко мне придирается!”
Ольга опять засмеялась и зашлась в надрывном кашле. Мальвида скомкала листки, которые держала в руках, и запричитала: “Ребенка нужно срочно увезти из этого гнилого английского климата! Искандер, ты слышишь, как она кашляет? Позволь мне уехать с нею в Италию”.
“Я тоже хочу с ними в Италию! — взмолилась Тата. — Отпусти меня с ними, папа!”
Шум поднялся невообразимый. Никто никого не слушал — Ольга кашляла, Тата рыдала, Натали визжала, Мальвида причитала. Бакунин вскочил с одеяла и заорал зычным голосом, перекрывая все другие голоса: “Тихо! Всем замолчать!” Все испуганно затихли, даже Ольга перестала кашлять. Бакунин одним прыжком вспрыгнул на террасу:
“Распустил ты своих баб, Герцен! Развел тут курятник вместо того, чтобы поднимать народы на борьбу с тиранией!”
И ушел в дом, демонстративно хлопнув дверью. Взбешенный Герцен стукнул кулаком по столу:
“Никто никуда не поедет, ясно?”
МАРТИНА
Но все обошлось — Тата поплакала, Натали поднажала, и Мальвида уехала в Италию с Ольгой и Татой, которую Герцен ей навязал за то, что позволил увезти Ольгу. Они поселились во Флоренции, где провели несколько счастливых лет — Тата училась там живописи, а Ольга, у которой вдруг прорезался красивый голос, брала уроки пения. Тате пришлось смириться с опекой Мальвиды: все же жить у Мальвиды было куда лучше, чем возвращаться в дом, которым заправляла Натали.
МЭРИ
Оставив детей с няней, они собрались в гостиной втроем, — Герцен, Огарев и Натали. В доме было непривычно тихо. В канделябре горели свечи, в камине потрескивали дрова, шторы на окнах были плотно задернуты, чтобы скрыть рано наступающую темноту. Лакей поставил на стол поднос с чаем, оладьями и мармеладом, и неслышно удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.
“В детях главная казнь — и казнь, равно падающая на них, как и на меня”, — вздохнул Герцен, который только что вернулся с вокзала, проводив на поезд дочерей и Мальвиду. С ними уехал в Европу и Бакунин, заставивший Герцена купить ему билет и одолжить денег на “первопочаток”.
“Признайся, в глубине души ты рад, что они уехали, — непривычно мягко отозвалась Натали. И потянулась к чайнику, разлить по стаканам чай. — Теперь мы можем немного пожить в тишине и покое, никого не обманывая и не притворя-ЯСЬ.
Неожиданно в гостиную с криком ворвался лакей, преследуемый высокой худой женщиной, одетой крикливо, но бедно.