По эту сторону зла - читать онлайн книгу. Автор: Нина Воронель cтр.№ 3

Элизабет прикусила губу — она хорошо знала твердую волю своей матери. Раз та сказала, что не даст ни гроша, значит, не даст ни гроша. Но слезами горю не поможешь, нужно что-то придумать. Элизабет утерла слезы и вытащила из рукава смятые конверты. Один был из Парагвая, она отложила его на потом, и принялась разглядывать второй. Это был удивительный конверт — дорогой, из глянцевой бумаги, с золотым вензелем, исполненным готическим шрифтом. Элизабет утерла слезы еще раз, чтобы лучше вчитаться в узорчатую вязь вензеля, и прочла наконец — «Граф Гарри Кесслер».

Граф? Интересно. У нее до сих пор был только один знакомый граф — австрийский, — который по какой-то неясной причине приехал с семьей в Германия Нова и пригласил Дитера построить ему дом. Но этот, с английским именем Гарри, вряд ли был австрийским или немецким. Ладно, хватит гадать, нужно прочитать, чего он хочет. Письмо было написано на особой бумаге — плотной, гладкой, цвета слоновой кости с золотым обрезом.

Элизабет перечитала письмо графа несколько раз и задумалась. Похоже, этот граф — человек состоятельный. Любопытно, сколько ему лет? Наверно, очень молодой — он так забавно написал, что опоздал родиться.

Что ж, она любит молодых — пусть приезжает посмотреть на Фрицци. Она назначит дату и постарается хорошо подготовиться к этому визиту.

Так началась долгая история участия графа Гарри Кесслера в судьбе наследия философа Фридриха Ницше, главной и единственной хранительницей и распространительницей которого стала его сестра Элизабет Фюрстер-Ницше.

Элизабет нерешительно расправила складки белого льняного балахона, разложенного на просторном столе для раскройки:

— А вы уверены, что на одеянии древних персидских священнослужителей делали вытачки?

— А кто их знает, — пожала плечами портниха, — но с вытачками одеяние выглядит внушительней.

— Ладно, — вздохнула Элизабет, — вытачки так вытачки. К понедельнику сшейте мне пять комплектов, чтобы в каждом был балахон и шаровары.

Довольная собой, она вышла на крыльцо и улыбнулась падающему с неба мелкому дождику. Она бы улыбнулась чему угодно, даже страшной грозе с молниями и громом. Потому что в конце мрачного туннеля ее жизни засиял маленький светильник по имени граф Гарри Кесслер.

До его приезда она было так одинока, так одинока! Никто, ни один человек не поддерживал ее, даже родная мать от нее отвернулась, даже родная мать! И тут появляется этот граф, такой молодой, такой стройный, такой великодушный. Прежде чем подняться к Фрицци, он прошелся по дому и заметил все: и щербатую лестницу, и протекающую крышу, и зловонную выгребную яму. Рассматривая Фрицци, вперившего безучастный взгляд в пятнистый потолок, он воскликнул:

— Невозможно вынести, видя такой великий ум, гибнущий в такой нищете! Нужно что-то делать!

— Что делать? Что? — выдохнула она, ожидая, что граф сунет руку в карман и вытащит пачку денег.

Но граф только вздохнул, а на деньги не расщедрился:

— Поверьте, я бы охотно вам помог, но пока Бог хранит жизнь моих родителей, они мне денег не дают. То есть дают только на карманные расходы и больше ни-ни. Они вообразили, будто я все, что у меня есть, промотаю. И скорей всего, они правы. Но я что-нибудь придумаю, что-нибудь придумаю, клянусь.

Он осмотрел и ощупал кровать, а затем сообщил непонятно зачем:

— Кровать добротная, вполне годится.

Кровать и впрямь была добротная, резная, дубовая, супружеское ложе матери и отца. Но для чего она годится, граф объяснять не стал, а принялся шагать по комнате — раз, другой, третий, — громко считая шаги вдоль и поперек. Потом встал на колени и двинулся ползком, измеряя ладонью с растопыренными пальцами расстояние от двери до окна. Закончив измерения, он вскочил и радостно воскликнул:

— Придумал! Все очень просто — вы установите кровать в центре комнаты. Она поместится, я проверил.

— Зачем? — не поняла Элизабет.

— Как зачем? Разве не ясно? Укладываете Фридриха на кровать и приглашаете желающих увидеть великого философа на ложе болезни. В углу под окном разместится ведро с водой, куда должны стекать капли с крыши. Предлагаете посетителям пожертвовать на ремонт протекающей крыши, для чего у входа на столике поставите кувшин с широким горлом, куда они будут бросать деньги.

— Показывать моего Фрицци за деньги? Ни за что!

— Не вашего Фрицци, а величайшего гения человечества на ложе болезни! Каждый, кто посетит его, до конца дней своих будет хвастаться, что видел великого человека своими глазами.

— А вдруг никто не придет? — уже сдаваясь, прошептала Элизабет.

— Не беспокойтесь, прибегут!

— А как они узнают?

— Вы напишете письмо в газету с описанием величия вашего брата и трагизма его положения.

— А вдруг не напечатают?

— Напечатают! Это я беру на себя. Но надо все продумать. Например — как вашего брата одеть?

Не зная, что сказать, Элизабет молчала, ожидая решения графа — она не сомневалась, что ждать недолго. И точно — через пару минут он хлопнул себя по лбу и воскликнул:

— Конечно! Мы облачим его в одеяния Заратустры!

— Одеяния Заратустры? Что это такое?

— Заратустра был священнослужитель зороастризма, персидского культа, посвященного борьбе добра со злом. Что он носил, точно не знает никто, но предполагается, что он ходил в просторных белых одеяниях и в таких же шароварах.

Это даже хорошо, что никто не знает, какую одежду носил таинственный Заратустра. И где только Фрицци его откопал? Впрочем, это уже неважно, важно, что Элизабет заказала для него наряд, состоящий из просторного белого балахона и просторных белых шаровар. И теперь это одеяние навсегда останется нарядом великого Заратустры, который сказал… Господи, что же он сказал? Сколько она ни пытается и ни перечитывает книгу Фрицци, никак не может запомнить, что сказал его Заратустра.