Смерть в Миракл Крик - читать онлайн книгу. Автор: Энджи Ким cтр.№ 87

Тут до нее донесся шум. Отдаленный стук откуда-то со стороны дома. Жанин. Это наверняка Жанин стучит в дверь, чтобы поговорить с ее родителями, пожаловаться на то, как их распутная дочь совращает и соблазняет ее добродетельного супруга. Она представила себе, как они стоят на пороге, ужас охватывает их лица, а Жанин показывает им записки и сигареты, представляя ее жалкой, сексуально озабоченной девчонкой, достававшей ее мужа. Стыд и страх снова пронзили ее при этой мысли, но и еще кое-что. Злость. Злость на Мэтта, который отнял ее одиночество и сплел из него нечто болезненное, а потом солгал своей жене. Злость на Жанин, женщину, которая мгновенно поверила в невиновность собственного мужа и даже не захотела слушать точку зрения Мэри. Злость на родителей, которые оторвали ее от дома и друзей, поставили в такое положение. И более всего, злость на саму себя, что она позволила всему этому произойти и не сопротивлялась. Нет. Больше такого не повторится. Она встала и направилась к дому. Она не позволит им судить ее, не выслушав, что наделал Мэтт.

Тогда это и произошло, по дороге к дому. Злость за собственную былую беспомощность смешивалась со стыдом, сумма эмоций вместе с головной болью овладели ею, и она увидела небольшую белую палочку позади ангара. Сигарету. Размещенную идеально, чтобы разжечь огонь, который сожжет ангар и уничтожит «Субмарину Чудес». Огонь, о каком она мечтала всего неделю назад.

Идея родилась в тот день, когда ей исполнилось семнадцать. Сразу после того, как Мэтт сбежал после пьяной ночи, завершившейся Этим (она не могла никак это назвать), она спряталась в своем укромном местечке среди плакучих ив, полусидя, полулежа у камня, куря одну сигарету за другой, стараясь не расплакаться, сдержать тошноту.

Докурив третью или четвертую сигарету, она выбросила ее и протянула руку за следующей. Она хотела зажечь ее как можно быстрее: ей нужен был дым, чтобы заглушить запах, засевший в ноздрях, смесь тошнотворной сладости персикового шнапса и жгучего рыбного привкуса спермы. В то же время ей нужно было удерживать голову и тело максимально неподвижными, чтобы мир вокруг не кружился и алкогольная смесь в животе не уронила ее. Пальцы все еще дрожали, трудно было смотреть, не поворачивая голову, и, зажигая спичку, она ее уронила.

Она не разгорелась, поскольку упала рядом с водой и тут же потухла. Но переведя взгляд на землю, Мэри заметила язычки пламени в метре от себя: видимо, сигарета, которую она выбросила чуть раньше, попала на кучу листьев. Она знала, что надо затоптать огонь, но что-то ее остановило. Она припала к земле и смотрела на пламя – оранжевые, голубые, черные всполохи крутились и росли. Мэри вспомнила, как губы Мэтта впивались ей в губы, а его язык прорывался сквозь ее губы и заталкивал ее «нет» глубже в горло. Она вспомнила, как он сжал ее пальцами свой пенис, использовал ее руку просто как инструмент, чтобы качать и давить, водить вверх и вниз. Каждое движение сопровождалось кряхтением, от которого воняло полупереваренным персиком, от которого она кашляла в его язык. Вспомнились и теплый тягучий поток спермы, все еще ощущавшийся на руке, даже несмотря на то, что она оттирала ее в ручье до красноты, и вмятина от молнии белой линией поперек руки. Она вспомнила, как глупа была, разговаривая с одногруппниками с курсов. Все они сказали, что не могут прийти к ней на день рождения, и она ответила, что это не беда, все равно она встречается с парнем, с врачом. А когда они стали дразниться, сказали, что это просто старый извращенец, которому нужен только секс, она заявила, что он – истинный джентльмен, друг, который заботится о ней, выслушивает ее жалобы, которому и самому сейчас нелегко. Они посмеялись, назвали ее наивной, и оказались правы.

Она вылила остатки шнапса в огонь. Там, куда он пролился, языки пламени взвились, и она ощутила дикое счастье, что пламя коснется ее, поглотит ее, уничтожит все. Мэтта, друзей, родителей, жизнь. Ничего не останется.

Огонь почти мгновенно потух, предсмертный всплеск длился всего секунду, и она перед уходом убедилась, что ничего не осталось. Но позднее вечером, когда она уже спала в комнате, ей снился огонь, пламя из ивовой рощи распространялось, охватывало ангар и уничтожало дело, которое связывало их с ненавистным ей городком и с мужчиной, который в ее мечтах должен был исчезнуть. После пробуждения следующим утром она об этом больше не задумывалась, постаралась стереть из памяти все события того вечера, сосредоточиться на экзаменах, поступлении в колледж и поиске жилья в Сеуле. Но теперь, почти неделю спустя, вот оно, прямо рядом с ангаром: сигарета торчит из пирамидки палочек и сухих листьев, точно в центре открытого коробка спичек. Выглядело подарком ей, пожертвованием. Словно судьба звала ее, приглашая зажечь сигарету, призывая подойти, не сдаваться. Ведь это ровно то, что нужно ей прямо сейчас, спустя несколько минут после унизительной сцены, когда жена Мэтта кричала и обзывала ее потаскушкой и шлюхой, когда стыд и злость пронизывали ее внутренности. Просто сжечь все, уничтожить.

Она подошла ближе. Медленно, осторожно, как к миражу, который вот-вот исчезнет. Она склонилась и протянула дрожащую руку к сигарете. Где-то на задворках сознания она отметила, что сигарета обгорела, словно кто-то зажег ее, а потом потушил, пока не загорелась вся кучка. Только позднее она задумалась, кто и зачем это сделал. Проснувшись потом в больнице и на протяжении всего следующего года она мучительно искала ответ. Но в тот момент ей было все равно. Это не имело значения. Важно было только то, что сигарету надо было зажечь, кучка должна была загореться. Она вспомнила, как взметнулось пламя у ручья от соприкосновения со шнапсом, вспомнила теплый уют огня, и ей захотелось снова это испытать. Это было ей необходимо.

Она подняла коробок, достала спичку и чиркнула. Та загорелась, она быстро бросила коробок и сигарету в центр горки. Коробок вспыхнул, сигарета горела, ее кончик светился красным. Она ощутила тепло глубоко в груди, то же успокоение, и подула на огонь, тихонько, подкармливая пламя, позволяя кучке разгореться, сдувая частички пепла с сухих листьев, так что они медленно полетели вверх вместе с дымом. Лицу сделалось жарко, она оставалась рядом, пока вся горка не разгорелась, потом встала и попятилась, шаг за шагом, не сводя глаз с пламени, желая, чтобы они стали выше, больше, горячее, уничтожили это ветхое здание и все внутри.

Когда она повернулась, чтобы уйти домой, магия момента, волшебное ощущение нереальности происходящего исчезло. Было уже больше четверти девятого, значит, все пациенты разъехались. На парковке действительно никого не было, она проверяла, да и Жанин говорила, что сеанс закончился раньше, но что если ее отец все еще внутри и убирается? Нет, в ангаре явно пусто: он всегда выключал кондиционеры после того, как завершал уборку, а сейчас они не работали, шумные вентиляторы молчали, свет погашен. Все же сердце ее колотилось при мысли, что она натворила. Она явно представила все это – поджог, преступление, полиция, тюрьма, ее родители – и остановилась, подумала было вернуться и затоптать огонь, пока он не вырвался из-под контроля.

– Ме-хе-я! Ме-хе-я! – звала мама из дома, видимо в раздражении, что нигде не может ее найти. Казалось, ей в грудь ударяются камни. Эти шесть слогов крепко оплели мамино неодобрение, и Мэри тут же снова разозлилась, спокойствие, привнесенное огнем и уходом, исчезло. Она повернулась и побежала. Ей отчаянно хотелось закурить.