* * *
Пролог
в котором везение и внимательность дарят надежду на великое будущее
Доводилось чувствовать себя мёртвым?
Ну, или почти мёртвым? Потерявшим всякую надежду на спасение? И потерявшим не по слабости характера, а по объективным причинам: твой цеппель
[1] скрипит всеми шпангоутами, из пятого баллона фонтанирует газ, третья мотогондола сорвана и навсегда осталась в Пустоте, вторая работает, но толку от неё нет, потому что лопасти пропеллера невероятным и неведомым образом погнуты, и на оставшихся четырёх двигателях можно идти лишь на средней скорости. Но это только часть проблем. Малая часть. А основная заключается в том, что ты не знаешь, где находишься. Ты стоишь на капитанском мостике, смотришь на невиданный, запредельно прекрасный пейзаж и понимаешь, что никто и никогда сюда не добирался. А звёзды, что сияют над головой, не указаны ни в одном астрологическом атласе. И ещё ты видишь, что планета, на которую тебя занесло по прихоти Пустоты, безжизненна настолько, насколько может быть безжизненным мёртвое.
Ты стоишь, смотришь на невероятный пейзаж и понимаешь, что надежды нет.
Никакой.
И ты чувствуешь себя почти мёртвым. А потом слышишь, как твой старший помощник спрашивает у астролога, знает ли тот, где они оказались. Астролог отвечает, что нет, и тогда старший помощник, человек, с которым ты прошёл половину Герметикона, который не раз и не два доказывал свою храбрость, человек, в котором ты ни разу не усомнился и которого считал другом, твой старший помощник достаёт пистолет и стреляет себе в голову.
А ты даже не оборачиваешься.
Потому что только что вышел из такого шторма, по сравнению с которым придуманный галанитами ад покажется муниципальным парком для воскресных прогулок. Ты не оборачиваешься, потому что медленно, очень медленно осознаёшь, что едва не погиб. Что чудом избежал смерти – настоящей, которая навсегда, и это осознание придавливает так сильно, что хочется махнуть стакан бедовки. Залпом. И ещё – очень хочется сесть и заплакать, впервые за многие годы – сесть и заплакать, слезами выдавить из себя напряжение и страх. Но ты не можешь. Ты здесь главный, и если цепари почуют слабость – вам точно не выбраться. Цепари должны тебе верить.
Цепари должны верить в тебя.
И вот теперь ты оборачиваешься. Бросаешь равнодушный взгляд на труп старшего помощника, щелчком сбиваешь со штурвала окровавленный кусочек кости и взглядом заставляешь рулевого вернуться на пост. Астролог вызывает уборщиков. Ты смотришь в потухшие глаза цепарей, видишь в них обречённость и прикидываешь: как скоро на борту вспыхнет бунт? Бесцельный и бессмысленный – от страха. От того, что слетят запреты. И в этом бунте погибнут все, но главное – остатки надежды.
Ты понимаешь, что бунт будет, но не показываешь виду, говоришь, что на планете могут быть сильные ветры, и приказываешь укрыться в гигантском кратере. Цеппель неспешно – потому что не может быстро – опускается к подножию колоссально высокого, почти отвесного внутреннего склона и приземляется, потому что нужно вывести цепарей на твёрдую почву, дать подышать и успокоиться. Ты тоже выходишь – после шторма Пустоты это необходимо, – с удовольствием прогуливаешься, дыша полной грудью, кашляешь, возможно, от непривычного воздуха, и неожиданно понимаешь, что прямо перед тобой на поверхность выходит знакомая порода. Очень редкая порода. Настолько редкая, что во всём Герметиконе существует один-единственный рудник, в котором эту породу разрабатывают в промышленных масштабах. А ты видишь её под своими ногами.
И напрочь теряешь спокойствие.
Ты кричишь, чтобы принесли лопату, и начинаешь копать, не обращая внимания на удивлённые взгляды. А когда цепари собираются вокруг – изумлённые, растерянные, напуганные, готовые к бунту, злые, – ты поднимаешь над головой обломок породы и кричишь.
Ты кричишь:
– Герметикон у наших ног! – И смеёшься. – Мир будет принадлежать нам!
И цепари – изумлённые, растерянные, напуганные, готовые к бунту, злые – тебе верят.
Глава 1
в которой заканчивается то, что началось на Мартине, Кира теряет старого друга, кажется, обретает нового и любуется необыкновенным зрелищем, Шилов принимает командование, Жакомо остаётся верным долгу, Магистр чувствует себя опозоренным, а Помпилио дер Даген Тур собирается сделать неожиданный шаг
– Мессер, я вижу звёзды!
Слабый голос алхимика прозвучал настолько неожиданно, что на него не сразу обратили внимание. Тем более цеппель изрядно тряхнуло прощальным «пинком Пустоты», вперёдсмотрящий покатился по полу, рулевой удержался, вцепившись в штурвал, а Помпилио и капитан Дорофеев спаслись лишь тем, что находились в креслах. Удержались… и через мгновение поняли, что дело не только в «пинке».
– Мы падаем? – поднял брови Помпилио.
– Мы теряем высоту, мессер! – подтвердил рулевой.
«Пытливый амуш» действительно шёл вниз, несмотря на то что в сражении не получил повреждений.
– Бедокур, что происходит?! – прорычал в переговорную трубу вскочивший на ноги Дорофеев.
– Я стараюсь, капитан! – ответил шифбетрибсмейстер. – Сбрасываю балласт.
Движение вниз заметно замедлилось. На мгновение на мостике установилась тишина, в которой отчётливо прозвучал голос Квадриги:
– Я вижу звёзды…
И это – наконец-то услышанное – сообщение вызвало у капитана логичный вопрос:
– Галилей, где мы находимся?! – который он задал машинально.
– Базза, не время! – поморщился Помпилио, также поднимаясь с кресла.
– Да, мессер! – опомнился Дорофеев. И распорядился: – Малый вперёд!
– Ваш кофе, мессер, – невозмутимо произнёс поднявшийся на мостик Теодор.
И отступил к стене, увидев, что хозяин отрицательно мотнул головой. Некогда. Дер Даген Тур принял у радиста микрофон и громко произнёс:
– Капитанам доложить обстановку!
«Пытливый амуш» вошёл в Пустоту через «окно перехода» противника – гигантского цеппеля катамаранного типа. Вошёл, несмотря на отчаянный риск подобного прыжка. Вошёл, не зная, где окажется. Вошёл, потому что дер Даген Тур не мог отпустить врага, с которым не закончил бой на Мартине: во-первых, чтобы узнать, откуда он явился; во-вторых, потому что не мог бросить абордажную команду. А вслед за «Амушем» рискованный манёвр повторили все вымпелы маленькой эскадры: исследовательский рейдер «Дэво», импакто «Стремительный» и паровинг, которым управляла Кира дер Даген Тур. Все без колебаний пошли за Помпилио и понятия не имели, где находятся.
Впрочем, сейчас это не имело значения.