Неужели эти чопорные дамы не понимали, что вели себя нелепо?
Очевидно, не понимали.
Перед каждой трапезой ей приходилось долго уговаривать Бригид выйти из комнаты. Но была ли Маргарет одна или с подругой, многие из гостей все равно встречали ее с откровенной враждебностью, так что даже обычная для нее жизнерадостность начала покидать ее.
Но если она не произвела впечатления (во всяком случае, хорошего) на женскую половину гостей, то мужчины, к счастью, и не думали подвергать ее остракизму. У нее не было недостатка в партнерах для танцев, и молодые люди соперничали за право сидеть с ней за одним столом. Они смеялись над ее шутками, внимательно слушали ее рассказы и не осуждали, если она совершала какую‑то оплошность. Да, она была не такой, как все, но мужчины явно не видели в этом ничего плохого.
По крайней мере, большинство мужчин относились к ней с явной симпатией. Правда, она сомневалась насчет лорда Баденоха. Отец заверил ее, что все в порядке и что ей удалось очаровать сына лорда. Но, увы, не отца. Маргарет чувствовала, что Баденох не одобряет ее — в точности так же, как его жена и дочери. Маргарет утешала себя: мол, ей это просто кажется, — но чем больше времени юный Джон проводил рядом с ней, тем мрачнее взирал на нее его отец. Она была обязана произвести на него благоприятное впечатление. Это стало для нее вызовом, навязчивой идеей.
Бригид в очередной раз сослалась на головную боль и не вышла к полуденной трапезе. Убедившись, что подруга удобно устроена, Маргарет отправилась в зал одна, но не дойдя нескольких шагов до входа, остановилась, услышав голос, проникавший, казалось, прямо в душу. Хотя у входа толпились люди, Маргарет тотчас узнала этот голос и увидела темно‑русую голову.
Что‑то задрожало в груди, словно кто‑то сжал ее сердце. А потом ее бросило в жар, который сразу сменился волной холода.
Но что же это с ней? В ее поведении не было никакого смысла. Ведь ей всегда нравились мужчины, которые много шутят и смеются — такие, как Тристан, — а не неулыбчивые ученые монахи. Тем не менее что‑то в его спокойных серьезных манерах, в его проницательных, все замечающих глазах манило ее. Йен Маклин был невероятно, неприлично привлекателен.
Боже мой, что же делать? Положение становилось с каждой минутой все хуже. Стоило ей только увидеть его — и ее тело как будто начинало жить собственной жизнью. Все чувства обострялись, воздух становился прозрачнее, звуки громче, а сердце или гулко колотилось, или замирало. Замирало… в ожидании?
Так ведь ждать‑то нечего. И Маргарет старалась как‑то отвлечься и не замечать этого мужчину и собственную реакцию на него. И он вел себя точно так же. Если их взгляды встречались, он тут же отводил глаза. Но ей не верилось, что он мог чувствовать то же самое.
Хоть его физиономия всегда и оставалась возмутительно непроницаемой, все же, когда он смотрел на нее, морщинки между его бровями становились чуть глубже, а глаза темнели. Так что вполне вероятно, что он тоже боролся с влечением.
Что ж, ее мотивы понятны. А как насчет его? И какое отношение он имел к леди Барбаре Кейт?
Маргарет почувствовала странное теснение в груди, заметив неподалеку эту прелестную светловолосую молодую женщину. Она частенько бывала в его компании, точнее — в компании его матери и сестры. На самом деле, рядом с Йеном всегда находился его молочный брат Финлей Макфиннон, а также его родные братья Дональд и Нейл. Тем не менее взгляды, которые светловолосая красавица то и дело бросала на молодого воина — впрочем, пристойные взгляды, из‑под скромно опущенных ресниц, — намекали на некую близость между ними.
Почему ей это было настолько неприятно, Маргарет и сама не знала. Ведь между ней и этим человеком ничего не было и быть не могло.
Через некоторое время, воспользовавшись тем, что в дверях толпилось много людей, ожидавших, когда уберут столы и очистят место для танцев, Маргарет подошла чуть ближе к Йену — в надежде что‑нибудь услышать.
Тот в этот момент разговаривал с Финлеем — вероятно, речь шла о былых сражениях, — но слов она не могла разобрать. А вот слова его сестры доносились до нее совершенно отчетливо:
— Ты видела ее платье? Оно уместно в доме пивовара, но не в этом замке.
Маргарет замерла. Она была оскорблена, хотя и не желала это показать. Она точно знала, о ком говорили. Опустив глаза, она осмотрела свое голубое шерстяное платье, которое считала прелестным. Хозяйка пивоварни? Злословие и сплетни не задевали Маргарет так сильно, как Бригид, но это вовсе не означало, что она могла совсем не обращать на них внимания.
— С ней все не так плохо, — заметила леди Барбсем. И тут же с язвительным смехом добавила: — Но если таковы «пышные наряды» знати в Галлоуэе, то что же там носят крестьяне. Может, одеваются в шкуры?
— Возможно, ей нравится выставлять свое тело напоказ всем, кто соглашается на нее смотреть, — сказала Марджори. — Надеюсь, мы не будем вынуждены смотреть на ее языческие пляски — как на празднике костров. Удивительно, что находятся мужчины, которые соглашаются с ней танцевать.
Маргарет решила, что услышала достаточно. Ее бросило в жар, и больше не было сил улыбаться. Глупые сплетницы! У нее вполне приличное платье, и танцует она прекрасно. И сейчас она им все это скажет.
— Она снова на тебя смотрит, — прошептал Финлей.
Йен скрипнул зубами и увлек друга в сторону. Ему не надо было спрашивать, о ком он говорил. Фин и еще некоторые из его друзей уже давно заметили, что между ним и леди Маргарет что‑то было, и стали дразнить его всякий раз, когда девушка смотрела на него, а это происходило чертовски часто!
Но поскольку сам Йен то и дело посматривал на нее, он ни в чем не мог ее винить. Его влечение к этой рыжуле оказалось чертовски неудобным, а Фин лишь добавлял напряженности.
— Заткнись, Фин. Тебя может услышать какая‑нибудь из дам.
— Не понимаю, что тебя останавливает. Если бы она смотрела так на меня, я бы сделал все, что она хочет: довел бы в постели до бесчувствия. Это ж будет не впервые… для вас обоих. — Фин хитровато улыбнулся.
Йен не имел обыкновения терять самообладание, поэтому, когда у него от злости потемнело в глазах, а кулаки сами собой сжались, очень удивился. И Фин — тоже. Он инстинктивно отступил на несколько шагов и нахмурился.
— Что это с тобой, Маклин? Ты ведешь себя как ревнивый поклонник. Ты же не можешь всерьез думать об ухаживании за этой девицей.
— Я ни о чем таком не думаю, — проговорил Йен. — Но мне не нравится, когда мужчины распространяют грязные сплетни о леди.
Что бы о ней ни говорили, Йен свято верил, что Маргарет Макдауэлл настоящая леди.
Злость, охватившая его, исчезла так же быстро, как возникла, и он даже смутился из‑за столь необычного для себя проявления эмоций. Он ведь всегда был спокоен и невозмутим, не так ли? Должно быть, все дело во внезапном помутнении рассудка. От скуки. Он не привык участвовать в долгих напряженных переговорах, имевших целью не дать Брюсу и Джону Комину убить друг друга. А после переговоров ему приходилось увиваться вокруг леди Барбары и выслушивать болтовню сестры. От такого кто угодно спятит.