Спасая Сталина. Война, сделавшая возможным немыслимый ранее союз - читать онлайн книгу. Автор: Джон Келли cтр.№ 49

Подобно Макартуру, прославившемуся своей трубкой из кукурузного початка и расшитыми золотом фуражками, похожий на хорька Бернар Монтгомери, командующий 8-й британской армией, тоже имел склонность к фирменной одежде. Монтгомери одевался для битвы так, будто готовился к крикетному матчу: бриджи для верховой езды, шейный платок и его самый известный аксессуар – черный берет. Во время эвакуации из Дюнкерка Монтгомери продемонстрировал способность принимать нестандартные решения и сохранять самообладание в опасных ситуациях. Но его родной стихией была сама битва. Он детально прорабатывал каждый аспект плана, затем тренировал свои войска, пока у каждого солдата не складывалось полное понимание плана и своей роли в нем. После нескольких месяцев упорных тренировок к середине октября Монтгомери был уверен, что 8-я армия сможет на равных сражаться с немцами и победить их. В своей речи накануне боя 23 октября он сказал своим солдатам, чего он от них ждет. Каждый «должен проникнуться желанием убивать немцев, даже полковые священники». Он рекомендовал убивать «одного немца по будням и двоих по воскресеньям». Когда он закончил, канонада из восьмисот пушек сотрясла небо пустыни, и томми ^[234] начали свой путь через немецкие минные поля.

Сила, противостоящая британцам, больше не была Африканским корпусом 1942 года. Более того, в некотором смысле она уже не была Африканским корпусом Роммеля. В сентябре, перед тем как вернуться в Германию из-за болезни, Лис Пустыни сделал длинное и мрачное признание Африканскому корпусу и его главному союзнику – итальянской армии. Суть его заключалась в том, что действия армий стран «оси» в Северной Африке были пустой тратой времени и сил, и только победа в Сталинграде или где-нибудь на юге России могла восстановить их позиции в Африке. Битва при Эль-Аламейне доказала правоту Роммеля. Британцы начали с подавляющего преимущества в людях (195 000 против 116 540), танках (более 1000 против 547) и другой боевой технике (892 против 552 единиц). (Среди историков все еще идут споры по поводу действий итальянцев при Эль-Аламейне.) В течение первых нескольких дней немецкие мины и грамотная тактика замедлили продвижение британцев и привели к большим потерям. Поскольку кампания грозила перерасти в битву до полного истощения противника, осмотрительный Монтгомери отбросил осторожность и приказал новозеландской и австралийской дивизиям атаковать опорные пункты вдоль немецкой линии обороны при поддержке британской бронетехники. Ярость британской атаки и внезапная смерть генерала Георга Штумме, сменившего Роммеля, потрясли обычно решительных немцев, которые начали общее отступление под руководством нового командующего, генерала Вильгельма Йозефа Риттера фон Томы. В ходе десятидневной битвы Германия потеряла 30 тысяч человек, а Великобритания – 13 тысяч, что подорвало репутацию Роммеля как военного волшебника. За исключением его успеха в Кассеринском проходе и нескольких незначительных побед, все оставшиеся месяцы в Северной Африке он руководил отступлением.

Падение Эль-Аламейна стало ударом для немецких радиослушателей. Секретные службы, следившие за общественным мнением, обнаружили, что по мере ухудшения ситуации в Сталинграде все больше немецких мирных жителей ждали хороших новостей от Роммеля и Африканского корпуса. В Британии и Америке газеты и кинохроника освещали высадку так, как будто битва уже выиграна. На кадрах загорелые молодые солдаты играли в футбол и бейсбол и улыбались перед десятками щелкавших фотоаппаратов. Северная Африка мгновенно сделала Дуайта Эйзенхауэра, недавно назначенного Верховным главнокомандующим союзными войсками, более известным, чем Джон Уэйн и Эррол Флинн ^[235], вместе взятые. Вдобавок Эйзенхауэр познакомился с французской политикой благодаря адмиралу Франсуа Дарлану, чьи титулы включали звание вице-председателя Государственного Совета, что соответствовало французскому эквиваленту премьер-министра.

Член выдающейся семьи французских военных (один из предков Дарлана воевал с британцами при Трафальгаре), до 1940 года был образцовым командиром. Дарлан возглавлял французское военно-морское подразделение в битве при Вердене, а после Первой мировой войны представлял ВМС Франции при подписании Лондонского морского договора. Умный и наделенный изрядной долей галльского обаяния, Дарлан стремительно поднимался по карьерной лестнице в 1930-х годах. Но за гладкой привлекательной внешностью скрывалась сложная личность как минимум с тремя разными лицами. Первое – свирепый французский патриот, который воевал при Вердене и не мог простить британцев, направивших свое оружие на французский флот в 1940 году. Второе – политик, который усердно работал, чтобы снискать расположение Адольфа Гитлера. И третье – талантливый исполнитель, готовый предложить свои услуги за определенную плату.

Через несколько недель после высадки Дарлан и Эйзенхауэр, который еще не был искушен в международной политике, пришли к соглашению: союзники признают Дарлана французским верховным комиссаром, что сделает его губернатором Северной и Западной Африки. Взамен адмирал прикажет французским войскам сложить оружие и наладит отношения между американским командованием и местными французскими чиновниками. В Великобритании и Соединенных Штатах знали о репутации Дарлана, и его назначение вызвало бурю негодования. Адмирал был фашистом, коллаборационистом и совершенно беспринципным человеком, который предпочел закрыть глаза, когда немцы начали отправлять французских евреев в концлагеря. Семнадцатого ноября, когда в Великобритании усиливались антидарланские настроения, Черчилль телеграфировал Рузвельту: «Должен сообщить, что [у нас] возникают серьезные опасения по поводу договоренности с Дарланом. Чем больше я думаю об этом, тем больше убеждаюсь, что это может быть лишь временной мерой, оправданной исключительно военной необходимостью». На следующий день Рузвельт ответил: «Я тоже испытываю опасения по поводу Дарлана. Чувствуя, что нужно действовать быстро, только что на своей пресс-конференции я выдвинул предложение, которое, надеюсь, будет принято. <…> В ООН… никогда не поняли бы признания или воссоздания правительства Виши».

К началу декабря 1942 года в столицах союзников бурно обсуждался вопрос о Дарлане. Он звучал не «Как нужно ли избавиться от Дарлана?», а «Как именно его убрать?». Все сошлись на убийстве. В начале декабря сэр Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании, сказал коллегам: «У нас ничего не получится, пока мы не убьем Дарлана». Несколько дней спустя на обеде с Энтони Иденом Шарль де Голль, лидер «Свободной Франции», сделал аналогичное предложение. С ним согласились еще несколько человек: сотрудник Управления стратегических служб Карлтон Кун, руководитель британского Управления специальных операций, аббат Кордье из церкви Святого Августина и Бонье де ла Шапель – роялист, мечтавший возродить во Франции монархию. Финальная сцена в драме о Дарлане отвечала всем клише гангстерских боевиков 1940-х годов. На встрече за два дня до Рождества 1942 года аббат Кордье убедил ла Шапеля убить Дарлана. На следующий день, в канун Рождества, киллер вошел в штаб-квартиру адмирала и выстрелил в него из пистолета «Кольт Вудсмен».