Людовик кивнул и внимательно взглянул на кардинала. Тот, заложив руки за спину, тихо произнес:
– Когда Гастон женился на герцогине де Монпансье, он получил за невестой огромное приданое. И где оно теперь? Королева-мать продала все, а деньги были отправлены на покупку оружия.
Плечи короля дрогнули и опустились. Он весь подался вперед; казалось, что его сейчас стошнит. Какой кошмар! Родная мать раздобыла деньги на восстание против своего собственного сына! Теперь все ее попытки устранить кардинала казались весьма логичными, ведь в этом случае лишенный поддержки король стал бы для нее легкой добычей. А тогда одному Богу известно, что бы с ним сотворили мать и этот негодяй Гастон. Яд, кинжал… Да мало ли способов убрать неугодного человека! Не стоило забывать, на родине Марии Медичи, во Флоренции, подобного рода «решения проблем» давно стали традицией, неотъемлемой частью существования в обществе, так что ей убить кого-то было все равно что муху прихлопнуть. С этим нужно было покончить… Во что бы то ни стало, немедленно, сию же секунду…
Всезнающий Жедеон Таллеман де Рео рассказывает, что Ришелье, поддерживая короля, тут же начал выпады против Гастона Орлеанского.
«Он ненавидел и презирал его: он хотел, чтобы его объявили неспособным к царствованию, дабы по смерти короля <…> герцог не мог бы принять участие в управлении государством».
Людовик встал. Неровный свет камина бросал на его лицо рваные янтарные отсветы, отчего оно казалось темным и угрюмым. Глаза, очерченные болезненного вида красной каймой, предательски блестели.
– Ришелье!
– Да, сир?
– Я понимаю, что все проблемы идут от моей матери. Она дурно влияет на Гастона, и ее нельзя оставлять на свободе. Как это сделать?
Кардинал посмотрел на короля с некоторой смесью удивления и одобрения. Можно было даже подумать, что губы его тронула едва заметная улыбка, впрочем, вероятно, то была всего лишь причудливая игра света и тени. Немного поразмыслив, он ответил.
– Прикажите ее двору отправиться в Компьень. Там все будет организовано. Детали оставьте мне, вам же сейчас требуется отдых. Я поступлю с Ее Величеством так, как если бы сам был ее сыном.
– Да будет так, – пробормотал король.
И создалось впечатление, что эти слова – печать, скрепившая некий незримый договор.
– Но только пусть все произойдет побыстрее. Ожидание гложет меня изнутри.
– Поверьте, сир, через неделю все закончится, и вы станете в значительно большей степени королем Франции, чем сейчас.
С этим кардинал изобразил почтительный намек на поклон и неслышно покинул комнату. Опустошенный король же остался стоять у камина, один на один с самим собой, в очередной раз вверив свою жизнь и судьбу государства в чужие руки.
«День одураченных»
Этот день, который сейчас называют
«Днем одураченных», стал днем
установления абсолютной власти кардинала.
Франсуа-Ксавье ФЕЛЛЕР
Итак, ситуация переменилась коренным образом. Как все было на самом деле, утверждать трудно, однако факт остается фактом – Людовик XIII призвал к себе кардинала де Ришелье и прямо заявил: он бесконечно признателен ему за все, что кардинал сделал для его матери и для Франции, он решительно настроен защитить Ришелье от врагов, находящихся под покровительством Марии Медичи, и он намерен и впредь пользоваться его услугами.
Дальше – больше. Король открыто признал, что советы Ришелье более ценны для Франции, чем советы королевы-матери, заявив при этом, что сама Мария Медичи вовсе не является противником номер один. Все беды – от ее окружения, и вот с ним-то он и намерен разделаться. После этого король пригласил к себе министров и государственных секретарей. В результате все самые ярые сторонники Марии Медичи были сняты со своих постов…
Тот день вошел в историю как «День одураченных» (journée des dupes).
Тогда, осенью 1630 года, вряд ли кто-то из участников событий мог бы представить себе, какие изменения ожидают каждого из них в самом скором будущем.
Собственно, непосредственно в «День одураченных», то есть 10 ноября 1630 года, Мария Медичи публично оскорбила Марию-Мадлен де Комбале, племянницу (дочь сестры) кардинала де Ришелье и свою фрейлину. Она открыто обвинила ее в шпионаже в пользу кардинала, что, возможно, и не было лишено оснований.
Тогда всем казалось, что с кардиналом покончено, и Мария Медичи совсем позабыла об осторожности. В тот же день она объявила о передаче руководства делами Королевского совета канцлеру Мишелю де Марийяку. Одновременно она заявила, что все родственники, друзья и помощники кардинала де Ришелье подлежат немедленной высылке из Парижа.
И, надо сказать, что молва об опале кардинала распространилась с такой быстротой, что придворные толпой устремились к королеве-матери, чтобы разделить с ней ее торжество.
В ответ кардинал де Ришелье избрал неожиданную для своих противников тактику. Он и в самом деле написал Марии Медичи письмо с извещением о своем решении уйти в отставку и покинуть Париж вместе с мадам де Комбале: и он сам, и его племянница якобы не желают терпеть возводимых на них незаслуженных обвинений. Разумеется, хитрый кардинал постарался, чтобы содержание этого письма стало известно и Людовику XIII. Он даже сделал вид, что спешно собирается в Гавр, откуда можно было выехать из Франции.
Реакция Людовика XIII на этот ход кардинала спутала карты противников последнего. Король вдруг впал в ипохондрию, сопровождавшуюся приступами продолжительных и безутешных рыданий, а потом заявил, что обязан государству больше, чем матери. А государству нужен такой человек, как кардинал де Ришелье.
Кардиналу же он сказал:
– В вашем лице я имею самого верного и самого любящего слугу, которого когда-либо знал мир. Что же касается моей матери, то она оказалась во власти интриганов, но я сумею положить этому конец.
Людовику XIII важно было, чтобы народ считал его королем справедливым, и он пригласил к себе королеву-мать, Гастона Орлеанского и кардинала де Ришелье, потребовав у них немедленного примирения. Все трое вынуждены были заверить короля и друг друга во взаимном расположении, обязавшись совместно действовать исключительно во благо Франции и ее правителя. Это произошло 21 ноября 1629 года. В тот же день Людовик XIII подписал указ о возведении кардинала Ришелье в ранг главного министра королевства (этот указ узаконил те функции главы Королевского совета, которые Ришелье уже выполнял в течение пяти с лишним лет).
Конечно, подобное решение возникло в голове у короля не само по себе. Это наш герой ловко воспользовался положением дел и, овладев волей короля, заставил принять решение, выгодное лишь ему самому.
* * *
Ну а потом на противников кардинала посыпались кары, одна другой страшнее.