— Только что пришло сообщение из Кротона, — проговорил Пифагор печально и мягко. — Орест мертв.
Эвандр побледнел.
— Убит? — спросил он дрожащим голосом.
Прежде чем Пифагор успел ответить, вошел Гиппокреонт.
— Учитель, гонец из Кротона.
— Мы знаем, Гиппокреонт. Вот письмо. — Пифагор поднял руку, в которой держал пергамент со сломанной печатью.
Гиппокреонт озадаченно нахмурился. За ним вошел человек и встал перед Пифагором.
— Я принес сообщение от полемарха Милона, — сообщил он.
— Милон послал двух гонцов с одним и тем же сообщением? — спросил Пифагор.
Он не удивился. Когда содержание письма было жизненно важно, нередко посылались два, а то и три гонца.
— Нет, господин, — сокрушенно ответил гонец. — Я покинул Кротон на следующий день после отправки письма, которое ты уже получил. Мне поручили опередить гонца и заменить это письмо другим. Как видишь, — добавил он, склонив голову, — я не сумел выполнить эту задачу, опоздал на несколько минут.
— Хорошо. — Пифагор вздохнул. — Давай сюда письмо.
Новое послание также было запечатано пентаклем. Его содержание было более обширным, чем в предыдущем. Пробежав его глазами, Пифагор без сил опустился на скамью. Затем уставился в никуда.
— Эвандр, Гиппокреонт, отдайте приказ собираться в путь, — проговорил он глухим голосом. — Мы должны немедленно вернуться в Кротон.
Глава 70
17 июня 510 года до н. э
Непроницаемое лицо Милона сулило дурные вести. Он махнул рукой, приказывая следовать за собой, и зашагал прочь из общины. Ариадна и Акенон двинулись следом за ним. Милону, казалось, было наплевать на мелкую морось, пропитавшую одежду, и на все более непроглядную черноту.
— Я никому не доверяю, — начал он, оглядываясь.
— Говори, Милон.
Акенон почувствовал, что вот-вот выйдет из себя. Ариадна выглядела отстраненной, не позволяя угадать, что у нее на уме.
— Орест… — сказал наконец Милон, — его убили.
Его слова потрясли Ариадну, прервав ее размышления. В голове роилось множество вопросов, но Милон продолжил, прежде чем она успела что-либо возразить.
— Ореста обвинили в том, что он нарушил клятву хранить тайну. Его казнили братья из его же общинного дома. Один из них, Пелий, беседовал в тот день с моряком, который признался, что получил тайны в обмен на золото. В частности, он уверял, что за тайну додекаэдра уплатил двадцать золотых дариков. Поскольку эту тайну знали немногие, список возможных предателей сузился, и… — Он колебался, стыдясь поделиться рассуждениями убийц. — Прошлое Ореста заставило их думать, что именно он предатель.
Слушая Милона, Акенон недоверчиво качал головой. Ему казалось, что все это дурной сон.
— Они осмотрели его комнату и нашли двадцать дариков, закопанные под кроватью. Их подозрения подтвердились. А раз так, решили они, наверняка Орест убийца Клеоменида и Даарука. Они избили его, бросили в резервуар с водой и утопили.
Акенон сжал зубы, чувствуя прилив ярости и отчаяния. «Во имя Баала и Амона-Ра, неужели убийца заставляет пифагорейцев убивать друг друга!» — подумал он.
— Когда это произошло? — спросила Ариадна.
Мгновение Милон колебался. Тьма скрывала его лицо.
— Неделю назад.
Ариадна судорожно вздохнула и отвела взгляд.
— Почему ты нас не предупредил? — спросил Акенон.
— Я послал Пифагору два сообщения. Должно быть, он их уже получил. А вы занимались расследованием в Сибарисе и все равно не могли прибыть вовремя, чтобы выяснить, кем был тот пьяный моряк.
Акенон старался подавить раздражение. Было очевидно, что Милон не предупредил их из-за гордости. Он не желал подчиняться никому, кроме Пифагора. Теперь, когда философа не было, он предпочитал вести дело самостоятельно, а не следовать указаниям Акенона
— Каков результат этого расследования? — сухо спросил Акенон.
— Моряк исчез. Мы выяснили, что он три дня подряд появлялся в таверне, куда зашел Пелий. Каждый вечер выпивал в одиночестве и, скорее всего, дожидался пифагорейцев. Он выбрал отличное место: именно в эту таверну заходят члены общины, приезжая в Кротон. Показал Пелию записи, подтверждающие, что он знает тайны додекаэдра…
— Ты в этом уверен? — перебила его Ариадна.
— Я попросил Аристомаха поговорить с Пелием, чтобы убедиться в этом, и, похоже, все так и есть. Моряк знал тайны додекаэдра. Боюсь, перед нами очень хорошо организованный заговор.
— Не сомневаюсь, — задумчиво пробормотала Ариадна.
— Никто не знает этого моряка? — спросил Акенон.
— Он появился за три дня до убийства и исчез в ту же ночь. Никто не видел его в Кротоне раньше, и никто не встречал потом.
«А что, если моряк и человек в капюшоне — одно лицо?» Акенон уцепился было за эту идею, но быстро ее отбросил. Моряка видели все, и никто его не знал. А за человеком в капюшоне наверняка скрывается кто-то, кого в Кротоне знают.
Он повернулся и посмотрел в сторону общины. Сквозь изморось едва виднелись факелы, прибитые у дверей общинных зданий. Милон принял множество мер предосторожности, чтобы никто не мог их услышать. Значит, боялся очередной утечки информации.
— А что происходит в Совете? — спросила Ариадна, опережая рассуждения Акенона.
— Все плохо, — ответил Милон. — И с каждым днем хуже. Нам нужен Пифагор, и как можно скорее, иначе случится страшное несчастье. Сейчас нет ни одного великого учителя, который мог бы противостоять Килону. — Он хотел было замолчать, но продолжил: — Трус Аристомах отказался появляться в Совете. Каждый раз, когда я зову его с собой, он трясется от страха, и в конце концов мне приходится идти одному.
Милон слышал, как собственный голос дрожит от гнева. Он закрыл глаза и попытался успокоиться. Наконец собрался с мыслями и продолжил:
— В ночь смерти Ореста я встретился с Аристомахом. Мы решили сообщить Совету о смерти Ореста, но сказать, что не осталось улик, как и в предыдущие разы. Наутро после прочтения на собрании Совета нашего сообщения я столкнулся с неприятной неожиданностью: эту новость все уже знали.
Акенон молча кивнул.
— Килон обо всем проведал заранее и нанес нам сокрушительный удар, — яростно воскликнул Милон. — Мерзавец подробно рассказал о казни Ореста, а затем обвинил пифагорейцев во лжи, предательстве и убийстве. Совет Трехсот накинулся на него с криками и оскорблениями, но было заметно, что и они озадачены и смущены. Гласные не прогоняли Килона с возвышения, как в другие разы, и негодяй безжалостно продолжал. Он назвал меня лжецом и сказал, что я не в состоянии следить за безопасностью. Вспомнил о соглашении, заключенном с Пифагором перед всем Советом, где я назначался ответственным за предотвращение новых преступлений в общине. А потом обвинил Пифагора, назвав его никчемным лидером секты преступников. Он потребовал, чтобы Совет перестал поддерживать общину, и предложил изгнать Пифагора и всех его последователей. Слышите? Он уже не требует уменьшить привилегии общины, он требует уничтожить общину и изгнать из Кротона учителя Пифагора и всех пифагорейцев!