Крики удалялись. Он пустил коня рысью и тут же догнал группу кротонских солдат.
— Где Андрокл?
Гоплиты вздрогнули, увидев, как из ниоткуда появляется их главнокомандующий. Они были так удивлены, что лишь махнули рукой куда-то в темноту. Милон обогнал еще один отряд, пока не настиг нескольких солдат, которые на его глазах вонзали мечи в лежавших на земле сибаритов.
— Андрокл! — возопил Милон своим громовым голосом.
Один из людей мгновенно повернулся.
— Я здесь, господин.
— Что здесь происходит, ради всех богов?
Командир сглотнул слюну.
— Несколько сибаритов незаметно пересекли реку. Они прятались, пока мимо них не прошел Дамофонт. Затем набросились на него и схватили. — Казалось, он бубнит заученные наизусть фразы. — Все произошло очень быстро, господин. Когда поднялась тревога, они уже пересекали реку в обратном направлении. Мы сразу же бросились в погоню, но вместо того чтобы сразиться с нами, они продолжали удирать. Минуту назад мы атаковали тех, кто шел впереди. — Он указал мечом в сторону трупов. — Однако нам не удалось освободить Дамофонта. Перед смертью сибариты признались, что небольшой отряд конницы увез его в Сибарис. Скорее всего, они решили, что это какой-то высший чин. У нас нет лошадей, господин. Я как раз собирался вернуться в лагерь, чтобы предупредить кавалерию.
Милон выслушал рассказ Андрокла, нахмурившись. Он сомневался, что это правда, но сейчас было не время для выяснения, так оно или нет.
— Возвращайся в лагерь со всеми своими людьми, — холодно ответил он.
Повернулся и пустил коня рысцой. Ему хотелось вернуться как можно скорее, но было бы глупо скакать галопом среди такой кромешной тьмы.
Подъехав к реке, он заметил в лагере какое-то движение. Казалось, все проснулись. Сотни факелов зигзагами кружили у воды.
«В чем дело? — раздраженно спросил он себя. — Еще один самоубийственный набег?»
Он остановился и прислушался. До него донесся торопливый топот тысяч ног и громкие крики — казалось, на них напала целая армия.
Он почувствовал приступ паники.
«Сибариты нападают на нас толпами?!» — ужаснулся он.
Неужели он допустил роковую ошибку, недооценив силы противника? А что, если внутри Сибариса скрывается наемная армия? Внезапно он понял, что через реку переправляются его люди. Он озадаченно нахмурился. Какой мотив мог заставить командиров дать приказ о нападении? Что за безумие они творят?
Все это казалось диким, будто ночной кошмар. Он с силой пришпорил коня, пересек русло реки и объехал лагерь по берегу, крича замыкающим солдатам, чтобы те отступали. Но остановить их было уже невозможно.
В нескольких метрах от себя он различил Полидаманта: тот, сидя верхом, бранил младших командиров.
— Полидамант! — проревел Милон, подъехав ближе. — Что происходит, ради всех богов?
Тот, как всегда трезвый, обернулся: на лице его было написано отчаяние.
— Не знаю, господин. Внезапно по всему лагерю послышались возгласы, что на нас напали. Войска бросились к реке, чтобы отразить атаку.
— Ты видел этих напавших? — крикнул Милон, размахивая мечом. — Видел сибаритов на нашей стороне реки?
Полидамант потупился.
— Ну… я не видел ни одного сибарита, господин, но такая тьма, что в десяти шагах ничего не разобрать.
Милон повернулся к реке. Армия топотала где-то впереди, исчезая во тьме. Он так сжал челюсти, что зубы едва не сломались. Что-то тут не так… и все же нельзя было сбрасывать со счетов имеющиеся у него сведения.
— Пусть немедленно скомандуют отступление, — решительно приказал он. — Окружим сибаритов, постараясь сократить боевые действия. Обгоним их с конницей и отрежем отступление, как сделали вчера. Потом возьмем в плен и отведем к воротам Сибариса. Похоже, они захватили одного из наших кавалерийских командиров. Если они полагают, что пленник — это причина для переговоров, посмотрим, что они скажут о тысячах наших причин.
Глава 112
26 июля 510 года до н. э
— Перед нами деяния, которые покрывают нас позором и бесчестием! — выкрикнул Килон с высоты трибуны. — Самое унизительное событие в истории Кротона!
Кипя от возмущения, Килон сопровождал свою яростную речь энергичными жестами. Его слова держали в напряжении тысячу заседающих. Неистовый Килон подытожил недавние события. Два дня назад армия Кротона разбила лагерь на берегу реки, недалеко от Сибариса. На другом берегу стояли десять тысяч сибаритов, в основном крестьяне и старики, не имевшие ни кольчуг, ни щитов, ни мечей. Кротонская армия напала на них ночью, перебила тысячи и взяла в плен остальных. Затем они отправились на Сибарис, жители которого были готовы сдаться. Несмотря на это, кротонские войска ворвались в город и начали мародерство, которое продолжалось до сих пор.
— Гнев богов обрушится на нас! — Килон бушевал, размахивая руками. Он был похож на вестника Аида, бога мертвых. — От нашего имени солдаты подожгли город, разграбили храмы, перерезали горло беззащитным старикам… — С каждым перечисленным злодеянием он распалялся все больше. — Они насиловали женщин и убивали детей!
Пифагор слушал Килона, сидя на передней скамье. Политик разорялся уже более получаса, украшая свою речь бесстыдными подробностями, о которых не ведал даже сам Пифагор.
«Его посланники приносят ему больше сведений, чем посылает нам Милон», — отметил он.
Лицо старика казалось невыразительным. Слушая Килона, он тщательно скрывал нарастающую тревогу. Атмосфера Совета становилась крайне опасной.
— Я спрашиваю себя, — продолжал Килон, — я спрашиваю себя, уважаемые мужи Кротона: кто понесет ответственность за все это варварство и беспредел?
Он сделал долгую паузу, обвел взглядом собравшихся и картинно кивнул.
— Милон, — ответил он наконец гораздо более спокойным тоном. — Милон — главнокомандующий, а значит, он отвечает за все, что вытворяют его солдаты. — Его голос вновь перерос в грозный рев. — Но Милон обязан подчиняться городу, подчиняться Совету, а потому его поступки запятнали всех нас. И все же, — рявкнул он, — скажу вам прямо, и все вы знаете, что слова мои отражают истину: Милон повинуется в первую очередь Пифагору. — Он указал на философа дрожащим от возмущения пальцем. — Вот почему вина за бесчестье, за этот ужасающий позор лежит на Пифагоре!
Он резко умолк, и эхо его слов отдавалось в ушах присутствующих. Пифагор молчал. Если бы он ответил поспешно, у всех создалось бы впечатление, что он считает себя виновным.
— Говори, Пифагор! — послышалось со всех сторон.
— Отвечай на слова Килона!
Философ встал и сделал несколько шагов вперед. Оказавшись посреди зала, он остановился и медленно повернулся вокруг своей оси. Он показал советникам свои руки, такие же голые, как и та правда, которую он готовился им сообщить.