Бесконечные вещи - читать онлайн книгу. Автор: Джон Краули cтр.№ 39

читать книги онлайн бесплатно
 
 

Онлайн книга - Бесконечные вещи | Автор книги - Джон Краули

Cтраница 39
читать онлайн книги бесплатно

В тот первый день мать осталась с ним и доктором (в какой области? Крафт никогда не спрашивал) и слушала; как и ее сын, она пила бледный чай, согретый доктором на газовой горелке. В другие дни она только доводила его до двери или даже до начала улицы; наконец, он стал самостоятельно добираться до комнаты доктора.

Как началось его обучение и когда? Подъем на Хайтс был обязанностью, которую он выполнял, потому что она так сказала ему, и он не утруждал себя запоминанием, в какие дни и часы. Ему рассказывали истории или сначала задавали вопросы? Был ли какой-нибудь текст, были ли какие-то страницы, которые нужно было переворачивать и касаться кончиком карандаша; или они только разговаривали про его дни и его жизнь, про его жизнь на этой земле; подчеркнутое наставление, моральный вывод?

Чем бы это ни было, оно не могло быть действительно чем-то новым, он не был ни удивлен, ни испуган тем, что доктор Понс должен был ему открыть. Он знал о религии. На обоих концах его квартала стояли церкви: Драгоценная Кровь [243] на юге и кальвинистская Е. О. Б. [244] на севере, и мать объяснила ему, для чего они нужны; на Рождество, когда на ступеньках католической церкви ставили маленькую картину с облупившимися гипсовыми фигурками овец и пастуха, верблюда, короля и ребенка, она рассказывала ему сказку: как сын далекого невидимого короля затерялся в мире зимы, широком и темном; как он узнал, кто он такой и как он сюда попал, что ему предназначено сделать и кто его настоящий отец. Рождественская сказка.

Потом, время от времени, без каких-то четких интервалов, маленькая группа людей собиралась в доме его матери и рассказывала эту историю в других формах, или другие истории в такой же форме, потому что считалось, что нужно повторять ее много раз до тех пор, пока один или другой рассказ не разбудит ту же самую историю, которая лежит, свернувшись и не вызывая подозрений, в душе самого слушателя.

Как он потом узнал, это была именно та история, которую должен был рассказать доктор Понс, и именно от доктора Понса они впервые услышали ее, если, конечно, не от его учителей. Когда они рассказывали эту историю на Микэник-стрит, в ней действовали абстрактные существительные, которые вели себя как люди: Мудрость. Свет. Истина. Тьма. Молчание. Мудрость упала за Пределом, который есть Ум, и с ее падением возникла Тьма; так она стала Светом, пойманным Тьмою. И заплакала она, и слезы ее стали миром, в котором мы живем. Если он слушал (обычно нет), высокие слова на мгновение вспыхивали в его сознании и тут же исчезали, словно термины на уроке физики — Скорость, Сила, Масса, Инерция, безликие шары и блоки, сталкивающиеся во временном и пространственном вакууме, — которые, как предполагалось, тем не менее содержали ответ на труднейший вопрос или по крайней мере на следующий после него по трудности: почему все на свете такое, какое оно есть, а не другое?

Крафт помнил, как забавно смотрелась эта компания: большинство из них были эксцентричными или странно сложенными, безволосыми или поросшими шерстью, с круглыми дряблыми животами, раскосыми глазами или неровными бровями; они заикались, суетились и ерзали: как будто их сознания были долго заключены внутри раздутых или высохших тел, на которых были видны следы неоконченной борьбы за господство. Кого-то из них он впоследствии узнал достаточно хорошо, потому что они снимали у матери две верхние комнаты, хотя и недолго; они жили и иногда умирали там, и другие — не все — приходили проводить их в последний путь. Казалось, что они умирали молодыми от невероятных болезней или доживали до очень преклонных лет, обремененные телесными потребностями, к которым они, да и его мать, относились пренебрежительно, но терпеливо. «Сынок, миссис Ангустес должна выйти». Не проронив слова, мучительно движется в очистительный нужник, опираясь на его руку. Как может быть (спрашивал он себя), что, в отличие от нас, обреченных на обыденность, адепты культа могут выбирать именно такую жизнь, которая подтверждает их особое видение мира; каким образом они превратили себя в таких именно людей, какими, как полагает их секта, люди должны быть?

Ибо он вырос именно в секте, как он понял позже, как он понял через простейшие понятия избранности и исключительности еще ребенком: маленькая секта, даже микроскопическая, однако древняя, он был потрясен, когда понял, насколько древняя, тонкая, но непрерывная темная нить протянулась через эпохи. Сложные уравнения страданий и коварных абстракций, о которых говорили друзья матери и которым его обучал тихий шепот доктора Понса, были очень старым ответом на воистину труднейший вопрос: почему вообще есть нечто, а не просто ничто? [245]

Когда-то, до начала всего, великие существа — ангелы с неограниченной, непостижимой мощью — собрались вместе, влекомые беспокойным неудовлетворением, в котором не отдавали себе отчета. Для развлечения они начали играть в игру, которую сами придумали. Они разделились на множество игроков и создали себе конечности и придатки, при помощи которых могли играть.

Хотя они так и не сумели полностью избавиться от глубокой скуки, их захватила игра, которую они придумали. Правила постоянно совершенствовались, делая игру все более интересной, и ангелы попали в ловушку безграничных возможностей. Они играли и играли, забывая, зачем они играют, забывая себя и свои первопричины, и, наконец, забывая, что играют в игру. Они приняли за реальность свою собственную бесполезную конструкцию, которую мы называем Пространством и Временем, они забыли, что сами придумали правила, и пришли к мысли, что всегда подчинялись им.

И игра продолжилась, сказал доктор Понс, со времени-до-времени вплоть до этой секунды; однако иногда некоторая разделившаяся сущность, некоторый осколок зеркала или кусок маски первоначального игрока, пешка в игре, вдруг застывает на месте, потому что ее охватывает беспокойное неудовлетворение, в котором она не отдает себе отчета: страстное желание, скука и неоспоримый факт принадлежности к чему-то другому. Ибо те великие существа, которые придумали игру пространства и времени, Архонты, были заняты тем, что множили себя и собственное недоумение, опять и опять, выделяя из своих бесконечных субстанций все ныне существующие вещи — так появились животные растения минералы и все образы этих вещей; и только для того, чтобы заполнить свою пустоту.

Вот так началась история in medias res [246], хотя на самом деле в начале не было ничего, кроме in medias res. Так что все, что рассказывают, — не столько история, сколько ситуация, частность, бесконечно дополняющая себя, но не развивающаяся дальше: словно бесконечный ковер, в котором вокруг центральной фигуры — такие же фигуры, но большего размера, а вокруг них, в свою очередь, — еще большего размера, и так далее, и так далее.

Вернуться к просмотру книги Перейти к Оглавлению Перейти к Примечанию