Сначала Настя объясняла себе то, что осталась в прошлом, исчезновением Татьяны. Выходит, несмотря на все старания, она не смогла предотвратить неизбежное. Но кто виновник этого исчезновения, если Ираида Платоновна на принудительном лечении, а ее сын покончил собой? Теперь уже Анастасия сомневалась, что нашла в коробке из-под елочных игрушек именно останки Гальской. А если, это, к примеру, была Катя?
Настя мысленно много раз возвращалась к той запутанной истории. Чем больше она узнавала о психологии преступников, тем больше все это будоражило воображение девушки. Теперь многое виделось в ином свете. В середине девяностых она даже посетила Ираиду Платоновну в психоневрологической больнице. Настю без проблем пропустили к пациентке, ведь она уже являлась сотрудником прокуратуры.
Мать Платона Альбертовича кардинально изменилась. Не внешне, нет. Просто словно другая энергетика от нее исходила. Спокойная, положительная, даже теплая. На первый взгляд никаких следов психического расстройства.
Как оказалось, Ираида Платоновна знала, что сын покончил собой – застрелился из табельного оружия. Пожилая женщина говорила с Анастасией мягко, сдержанно.
– Я вас помню. Вы одногруппница Татьяны, девушки Павла.
– А вы совсем другая, – сказала в свою очередь Настя. – Ни капли не похожи на ту, какой были.
– Да я и не была никогда такой, какой вы меня в тот день видели, – пожилая женщина потупила глаза. – Это все ради сына так старалась.
– В каком смысле?
– Боялась, что вся правда откроется. Вот и лезла из кожи вон. Не зря в юности мечтала стать артисткой. Видимо, какие-то зачатки таланта все-таки имелись.
– Какой правды вы боялись? Я не совсем понимаю, что имеется в виду.
Настя решила, что старушка все-таки еще явно нездорова. Говорит загадками. Может, и сама не понимает смысла собственных слов.
– Да какая же правда? Она всего одна. Теперь-то уже ее бояться мне незачем. Сын погиб. Сама я доживаю свой век. Чего скрывать?
– Погодите… Вы хотите сказать, что убивал все-таки он? – остолбенела Настя.
Ираида Платоновна кивнула и принялась рассказывать тихим, монотонным голосом:
– Сына я родила поздно. В тридцать. До этого у нас был ребенок, тоже мальчик. Но он родился нежизнеспособным. Все из-за того, что в роду были кровосмесительные браки. Муж больше не хотел детей. Боялся повторения. Да и я долго отходила от той трагедии. Потерять ребенка – это очень страшно. Такого никому не пожелаешь. Когда поняла, что беременна, сначала испугалась. Муж настаивал на аборте. А я тянула до того срока, когда уже нельзя. Родила абсолютно здорового мальчика. Платон оказался с самого детства вылитый мой дед. Очень красивым ребенком рос, смышленым, бойким. Муж у меня был военным, и все мечтал, что сын пойдет по его стопам. Но Платон выбрал уголовный розыск. Я им гордилась! Радовалась, когда Элину привел. А вот сам он как с цепи сорвался. Ревновал ее до безумия. Она, конечно, и поводы давала. Оторва была редкая. Мы с ней ругались часто, это правда. Но не более того. Вы не подумайте, я себя не оправдывают. Может, виновата в чем-то перед сыном. Не смогла достойно воспитать. А может судьба у него такая…
– Если честно, Платон Альбертович не был похож на убийцу. Он искренне страдал из-за смерти Элины. Неужели он мог убивать девушек!
– Просто он потом ничего не помнил. Или делал вид, что не помнит. А я боялась, что его посадят или запрут в дурдоме. И там, и там для него был бы сущий ад. Он бы не выжил.
– Поэтому вы решили пожертвовать собой, притвориться умалишенной? – укоризненно покачала головой Анастасия.
Не верилось в такое. Это просто чудовищно. Быть может, это опять бред сумасшедшей? Чему верить в таком случае?
Настя подняла на Ираиду Платоновну глаза. Абсолютно адекватное, спокойное лицо. Выходит, мать не отреклась от сына даже в такой ситуации. А он тогда сразу же объявил, что Ираида Платоновна ему отныне никто…
– Но Катю же он не стал убивать, – привела девушка последний довод в защиту Шелкопряда.
– Катю? Ах, да… Помню ее, бедняжку. С Катей от имени Платона встречалась я. Сказала, что ребенка он не хочет, и дала денег. Просила уехать. Помните, как в фильме «Москва слезам не верит»? А она потом стала требовать еще. Пару раз приезжала ко мне домой. Ее даже соседи видели.
Настя вспомнила, как соседка спросила: «Дите, ты к хозяйке? Ее сейчас нет». Очевидно, ее тогда и приняли за Катерину. Похожее описание – светлые волосы и примерно одинаковый возраст – сбили Ираиду Платоновну с толку.
– А Татьяна вам все-таки на самом деле не нравилась, да? – заметила посетительница.
До сих пор перед глазами стояла картина, когда Ираида Платоновна с ненавистью (показной или искренней?) глядит на ее подругу и выкрикивает хлесткие оскорбления.
– Нравилась. Только Павел ей не пара. И еще хотелось, чтоб она от этой семьи держалась как можно дальше. Платон ведь действительно тогда на нее с интересом поглядывал.
Лечащий врач женщины особо распространяться о пациентке не стремился. Даже несмотря на предъявленное ему удостоверение.
– Как я понял, вы здесь по личной инициативе, а не по делу Шелкопряд? – уточнил он. – В таком случае показать вам ее историю болезни я не могу.
– Но хотя бы сказать диагноз вы можете?
– Все, что вам нужно знать, это то, что женщину мучает жесточайший комплекс вины.
– Вы же понимаете, что ее необоснованно осудили? Она сына защищала, вот и оговорила себя.
– Да я догадывался. Но что я могу? Почти десять лет прошло. Страны той уже нет, законов тех, да и вообще все поменялось… – развел руками доктор. – Теперь все по-другому. А проблемы у нее есть. Хоть и не настолько серьезные, как она пыталась изображать в восемьдесят седьмом, но тем не менее.
– И за те убийства кто-то ведь должен нести наказание, да? – нахмурилась Настя.
– Апелляцию она сама подавать не будет, а больше не кому, – заметил мужчина.
– Ладно, спасибо. Я все поняла.
Расскажет ли она кому-нибудь эту новую, открывшуюся ей правду? В юности, будучи ярой правдорубкой, она бы обязательно бросилась к главврачу или в милицию, попыталась бы доказать невиновность Ираиды Платоновны. А сейчас смотрела на все это иначе. Та сама выбрала такую судьбу, покрывая страшные преступления сына.
Даже Элину свою Шелкопряд убил сам в порыве ревности. Кто-то ему о ней что-то там донес, и он неожиданно примчался из командировки раньше положенного срока. Принялся допытываться у невесты, где и с кем та проводит время. Как получилось, что он задушил девушку, мать не знала. Но после этого его сознание как будто отключило тот день. Он ничего не помнил. Упорно утверждал, что Элина уехала за границу. И мать ему подыгрывала. Даже пожар сама же нарочно устроила, чтобы обвинить в поджоге погибшую невесту сына.
Как можно было реагировать на такое? Никак. Настя просто впала тогда в ступор. Уже много позже подумала, что расследуй это дело она сама, назвала бы его «Делом о материнском самопожертвовании». Часто ругала себя за поездку к матери Платона Альбертовича. С одной стороны, все стало на свои места. А с другой – теперь еще хуже. Не нужно было бередить ту рану.