Вдруг она подумала: а почему бы нет? Работа в музее в последний месяц потеряла для нее свою прелесть. Без полетов было совсем не то.
– Скажите конкретно, что вы предлагаете? – спросила она. – И напомните, как вас зовут, а то я забыла, к стыду своему.
– Меня? Забыть?! – вскричал мужчина оперным голосом, но тут же протянул руку: – Николай Чуфаров.
Юля тоже представилась, и Чуфаров позвал ее «в переговорную». Дверь в переговорную, разлинованная теми же полосами, сливалась со стенами, а за ней располагалась не то чтобы комната, а скорее бывшая кладовка. Здесь еле-еле помещался прямоугольный стол и две пары стульев по его сторонам. Окна не было, зато на стене висела карта мира с двумя десятками ярких кнопок, воткнутых в разных местах. Юля пригляделась. Хм, кроме Парижа отмечен Авиньон… За океаном – Нью-Йорк, Бостон, Атланта…
– Да-да, это я везде побывал! – махнул рукой Чуфаров. – Обо мне потом, сейчас о вас. Вы очень кстати. Турист пошел косяком. Надо брать! Я думал: будет как прошлым летом. А они повалили. Трипэдвайзер заработал, там меня рекомендуют.
– Кто?
– Все! Немцы, американцы. Даже японцы. Все мне пишут, все хотят видеть «старинный русский город Домск» с персональными экскурсиями. На прошлой неделе у меня было десять экскурсий, на эту уже намечено восемь.
– Хорошо для вас.
– Половину возьмете? Четыре из восьми?
– А вы что же? – спросила Юля, раздумывая. Похоже, здесь речь шла о приработке, а не о постоянной работе.
– У меня будет личная жизнь. Ужины с моей девушкой, просмотр матчей «Челси», чешское пиво… – мечтательно прикрыл глаза Чуфаров. – К делу! Две тысячи рублей за полтора часа.
– Вы мне заплатите?
– Хотите, вы – мне.
Юля прикусила губу. Две тысячи рублей! За четыре экскурсии выйдет восемь тысяч! Восемь тысяч в неделю! Потрясающе.
– Вопрос, смогу ли я…
– За свой английский переживаете? Подготовьте текст заранее. Пару раз перечитали – потом будете шпарить.
– Нет, я про время. У меня работа с десяти до шести… а потом семья.
Чуфаров поскучнел.
– Решайте сами. Мне второй человек нужен срочно. Если вы шалтай-болтай, ни рыба ни мясо, я пойду искать дальше.
Юля сцепила руки. Сможет ли няня работать больше на полтора часа? Скорее всего, да. Сможет ли час-другой побыть с Ясей Степа? Уж лучше бы ему смочь. Итак…
С уверенностью, которой не чувствовала, она сказала:
– Идет. В будни я могу по вечерам. Экскурсия должна начинаться ровно в шесть на Соборной площади, возле Художественного музея. В выходные – любое время, но договориться заранее. В будни – одна экскурсия в день, в выходной – не больше двух. Платите каждую неделю.
– Ого! Как четко! – сделал круглые глаза Чуфаров. – Мне это нравится. Люблю решительных женщин. Так! Группы от двух до десяти человек. Кремль и его соборы – обязательно. Влезть на колокольню Андреевского собора – обязательно. Все прочее – на ваш вкус. Музей кружева, Музей мармелада, особняки вдоль Волховки…
– Речной вокзал, Ленивый торг, фрески церкви Воскресения в Суглинках… – подхватила Юля.
– Заметано. Главное – рассказывайте так, чтоб это было реальное нечто. Полет сердца! Иностранцы слушают, разинув рот. А? Я на вас надеюсь!
Степа мчался через город как сумасшедший. Он врубил в машине радио, и голос Леннона заполнил салон, вырывался из окон: «It was a ha-ard da-ay’s night!..» Вжик – он перескочил по мосту Межу. Десять минут назад он сорвался с показа в Заречье, оставив в квартире ее недоуменного продавца и не менее удивленных покупателей, своих клиентов. «Прошу прощения, срочная необходимость! Угу! По семейным делам!» – выпалил Степа и пустился бежать.
Светофор в начале проспекта Мира остановил его. Ррр! Степа недовольно заерзал в кресле. Наконец снова зажегся зеленый, и… и ничего не случилось. «Девятка» опять заглохла. Степа выругался, включил аварийку и попытался завести ее снова.
Десять минут спустя его «Лада-девятка» все так же стояла посреди проспекта с включенными аварийными огнями, а сам Степа бежал за троллейбусом. Догнал, успел, вскочил. Бросил прощальный взгляд на свою машинку: прости, дорогая, но сейчас как бы это, не до тебя, я займусь твоим зажиганием позже!
Троллейбус протрюхал половину проспекта и на очередной остановке Степа выскочил. Он пересек проспект и свернул на боковую улицу, пошел, а затем в нетерпении побежал. По сторонам мелькали припорошенные июльской пылью кусты, дома с распахнутыми окнами, позади оставались женщины в открытых сарафанах, малыши в панамках, мужчины с пятнами пота на рубашках. Степа и сам взмок от бега и от жары, но не сбавил скорость.
Он влетел в подъезд панельной девятиэтажки и забарабанил в дверь квартиры на первом этаже.
Через полминуты ему открыл Боря Гребешков – в футболке с надписью «Aloha, Hawaii!» поперек тощей груди и в домашних растянутых бермудах.
– Нет, это удивительно! – сердито сказал Борис. – Если человек на фрилансе, все считают, что он дома только на диване лежит и в «Варкрафт» режется. Что в любой момент его можно прервать. Конечно, это же не в офисе штаны просижи…
– Танцуй! – перебил его Степа, как только отдышался.
Отодвинув Борьку, он ввалился в квартиру и протопал на кухню, где налил себе в первую попавшуюся кружку воды из-под крана и жадно выпил.
– Я проверял полчаса назад, объявления на сайте нет, – сощурился партнер.
– Мне пришло письмо. Я залез в свою почту с телефона… На показе был, отошел на минуту в коридор – и тут! Наше приложение выбрали. Мы – одни из трех победителей! – приплясывая, объявил Степа.
– Победители – это которым приз? – переспросил Боря.
– Да.
– Уан миллион? Лимон на раскрутку?
– Да.
– А не перепутали? Точно нам?
– Угу, – ухмыльнулся Степа.
Борька запустил руку в свои смоляные кудри и вытаращил глаза:
– Не понимаю, чокнулись эти венчуры, что ли?
Вместе с июлем в город пришла жара. В такие дни Майя жалела, что нет дачи. Небольшого, одноэтажного деревянного дома с верандой, вокруг старые плодовые деревья, зеленый газон – и все. Никакой картошки, никакой клубники. Разве что цветы – ими бы она занялась. Именно такая дача – с белой сиренью весной, флоксами и мальвами летом, георгинами и астрами осенью – была у Альберта Анатольевича и Риммы Михайловны, родителей ее Толи. Как хорошо было там собираться! Пить чай на веранде… под тем самым абажуром, что сгрызла моль. Теперь, выцветший и дырявый, он висел у нее в гостиной и портил вид, и раздражал, а оставался лишь потому, что Майе совсем не хотелось тащиться в какой-нибудь душный магазин и выбирать новый светильник. Но речь не о том, как сейчас. Вот тогда, тогда! Когда сирень цвела белыми волнами, и они все сидели за круглым столом, в круге света посреди теплой ночи, и вдруг слышался шум мотора… Не Толя ли это едет? Да! Он! Счастье…