Мэти не особенно торопилась в Сан-Валли, но не стала терять время, когда приехала. Она усадила нас на диван в нашем номере, откуда были видны горы с заснеженными вершинами, и по порядку, одну за другой, перечислила все причины, по которым мы не должны торопиться со свадьбой.
— Будет некрасиво выглядеть, если вы поженитесь, когда на свидетельстве о разводе Эрнеста еще не высохли чернила.
— Если Полин оказалась эгоистичной сукой и до упора тянула с разводом, это еще вовсе не означает, что мы с Марти должны откладывать свадьбу, — парировал Хемингуэй.
— Эрнест, — Мэти выразительно посмотрела на меня, — как можно говорить в таком тоне о женщине, которую вы любили достаточно, чтобы жениться на ней. И нельзя забывать о детях. Им потребуется время, чтобы к этому привыкнуть.
— Мальчики любят Марти, — сказал Эрнест. — Если я не окольцую вашу дочь прямо сейчас, то Бамби решит обскакать своего старого папашу и постарается увести ее от меня!
— Эрнест, отнеситесь к этому серьезно, — не сдавалась мама.
— А я и не шучу. Вы бы видели, как парень на нее смотрит! Чем больше она сквернословит, тем сильнее его чувства.
— И потом, эти ваши пьянки, — продолжала Мэти. — Вечные ссоры, разбитые машины, хлопанье дверями. Вы оба такие несдержанные и раздражительные.
Хемингуэй скрестил руки на груди. Его лицо перестало излучать доброжелательность.
— Имейте в виду, Эрнест: Марта не станет для вас хорошей женой.
— Мама! — возмутилась я.
— Но так и есть, Марти. Ты же никогда и не стремилась к этому. Ты всегда предпочитала работу и скорее отправишься на войну, чем выйдешь замуж.
— А у меня хватит ума, чтобы не ставить ее перед таким выбором. — Эрнест постарался произнести это непринужденно, но продолжал сидеть со скрещенными на груди руками.
— Мэти, он поедет со мной в Китай, — сказала я.
Я все-таки уговорила «Кольерс» послать меня туда в командировку, а Эрнест наконец сдался и, чтобы тоже получить визу, заключил контракт с газетой «Пост меридиен» на два материала о Китае.
Мэти посмотрела на Эрнеста:
— Вы не были холостяком двадцать лет, и это вас пугает.
Я положила ладонь на скрещенные руки Эрнеста, чтобы он, не дай бог, не врезал Мэти, хотя я, конечно, не думала, что он на такое способен.
— Между прочим, никто из вас не удосужился даже поинтересоваться, признаёт ли здешний закон развод Эрнеста с Полин, — спокойно и деловито произнесла мама.
Она не сказала просто «развод Эрнеста», но упомянула еще и про Полин, как будто хотела подчеркнуть, что это не первый раз, когда Хемингуэй уходит от жены и, возможно, не последний.
— В Айдахо другие порядки? — уточнил Эрнест.
— Вы же знаете, что в каждом штате свое законодательство. И попытка пожениться в штате, где ваш развод не признают законным, не принесет вам ничего хорошего. Представьте, какие будут заголовки в газетах.
— Так вот в чем дело? — Эрнест резко встал, таким злым я его еще никогда не видела, во всяком случае, когда он был трезвым. — Вы все это подстроили? — Он посмотрел на меня. — Ты притащила сюда свою мать, чтобы намекнуть мне, что мы просто-напросто не можем пожениться, да?
— Эрнест, будьте благоразумны, — сказала Мэти.
Но он уже выскочил из номера, громко хлопнув дверью.
— Мама, он посвятил мне свой роман, — тихо произнесла я, на случай если Хемингуэй стоит у двери и слушает.
— Это еще не повод выходить за него замуж.
— Мэти, я не могу теперь отказать Эрнесту. — У меня слезы потекли по щекам. — Иначе получится, что он посвятил книгу женщине, которая сбежала от него из-под венца! Ты хоть представляешь, насколько это будет для него унизительно?
— Марта, просто отложи свадьбу. Повремени.
— Интересно как? Ты же видела, какой он нетерпеливый. Я и тебя-то дождаться с трудом его уговорила. Эрнест не умеет ждать, когда очень хочет что-то получить. И всегда добивается своего.
— Но, милая…
— Я люблю его, Мэти. По-настоящему люблю. И он по-настоящему любит меня.
— Но это еще не значит, что ты обязана выходить за него замуж.
— Ты бы предпочла, чтобы мы жили во грехе?
— Да.
— Мама!
За дверью послышались чьи-то шаги, мы обе обернулись, но это просто горничная проходила мимо.
— Эрнест собирается поехать со мной в Китай, — понизив голос, продолжала я. — Много ты знаешь мужчин, которые способны хоть на минуту забыть о своих амбициях ради того, чтобы женщина могла реализовать свои собственные?
— Но, Марти, вы можете жить во грехе в Китае с таким же успехом, как и на Кубе.
— Мама!
— Возможно, в Айдахо запрещены разводы. Ты выиграешь немного времени, если хотя бы поинтересуешься этим вопросом.
В тот вечер Эрнест оставил записку, в которой обвинял меня в том, что я разрушила наши планы. Он, со своей стороны, сделал все, принял абсолютно все мои условия. Скромная церемония бракосочетания, и чтобы никакой церкви в пределах видимости, только мировой судья. Никакой прессы, только Роберт Капа, мой проверенный друг, который никогда не позволит, чтобы кто-то использовал его фотографии против нас. Эрнест даже согласился поехать в треклятый Китай, хотя сам мечтал поскорее вернуться домой и сесть за работу. Он пошел на это, потому что хотел только одного — чтобы я была счастлива, а я вместо благодарности плюнула ему в душу.
В этот раз подошла моя очередь извиняться. Я разыскала Хемингуэя в баре и объяснила ему, что Мэти — просто глупая Бонджи-мама, которая всего боится и обо всем беспокоится. Сказала, что я, конечно же, не собиралась рушить наши замечательные планы. Что я уверена в том, что законы штата Айдахо не встанут на нашем пути, но завтра мы на всякий случай должны все как следует разузнать. Я выпила с ним. Потом еще раз. Эрнест заявил, что нам сейчас никак нельзя расставаться, поскольку послезавтра у меня день рождения, а он уже купил мне в подарок двуствольный «винчестер».
— Что я буду делать с дробовиком, который приобрел для красотки, которая решила, что больше меня не любит? — серьезно спросил Хемингуэй, и я по глазам увидела, что ему действительно было очень больно.
— Я люблю тебя, Клоп, — ответила я. — Я действительно тебя люблю. И вдобавок понимаю, а ты понимаешь меня, мы два сапога пара, одного поля ягоды. — И я поцеловала его прямо там, в баре.
— Давай просто поедем в другой штат, если не найдем в Айдахо мирового судью, который нас распишет, — предложил Эрнест.
— Конечно, Бонджи, именно так мы и сделаем.
А когда он заказал еще выпить, я погладила его по внутренней стороне бедра и сказала бармену, что у меня на него другие планы. Я произнесла это с легким намеком на сексуальность, чтобы Клоп почувствовал гордость из-за того, что обладает, как он считал, самой прекрасной женщиной в мире, хотя его оценка, конечно, была завышена и эта женщина хочет лечь с ним в постель. Вернее, я постаралась произнести это сексуально, но так, чтобы тот, кто мог нас услышать, не усомнился в том, что я приличная женщина, а не какая-нибудь потаскуха.