И когда папа Пасхалий II (1099—1118) направил окружное послание, призывая всех христиан поднять меч против императора Генриха V (1105—1125), духовенство Люттиха ответило ему развернутым письмом: «Римская церковь взывает к светскому мечу против своей дочери, желая ее уничтожить. Но кто дал ей власть меча? Иисус Христос не знает другого меча, кроме духовного. Следовательно, Пасхалий, проповедуя Крестовый поход против христиан, действует не как преемник апостолов. Да будет нам позволено сказать при всем уважении к Апостольскому чину: папа и его советники не знают, что делают? Что видим мы? Опустение церквей, угнетение бедных, дикие грабежи и запустение, убийства без разбора добрых и злых. Вот что готовят нам. Разве это Апостольские дела? Неслыханная вещь: папа обещает прощение грехов тем, кто совершит злодеяния! В чем упрекают нас? В том, что мы остались верны императору? Но папа забывает, что Христос и Апостолы предписывают уважать власти и повиноваться им. Никогда отлучение князя от Церкви не может разрешить подданных от клятвы верности, ни дать Церкви права воевать против царей. Будь император еретик, мы все же обязаны повиноваться ему, мы должны молиться за него, но мы не смеем поднять против него оружие»
[517].
Вторя им, в 1187 или 1191 г. Угуччо Пизанский (1140—1210) писал: «Где ныне те, кто говорит, что только папа является викарием Христа? Это справедливо в отношении полноты власти, но в других отношениях каждый священник – викарий Христа и св. Петра»
[518].
Но еще интереснее документ «De consecratione pontificum et regnum» («О посвящении епископов и королей»), принадлежавший перу некоего нормандского клирика, жившего в XI или XII веке. Поскольку имя автора затерялось в истории, исследователи окрестили его «Нормандский аноним». Характерной чертой этого древнего политического исследования является убежденность в том, что король по своей природе является «persona mixtra», «двойной личностью».
«Мы должны признать, – писал Аноним, – в короле удвоение лиц: одно из них происходит из природы, второе – из Благодати. Одно – это то, в котором он по условиям природы подобен прочим людям, другое – то, в котором он высотой своего богоуподобления и силой Таинства помазания превосходит всех прочих. И поэтому в одном он является, по природе, индивидом и человеком, в другом же, по Благодати, – Христом, т.е. Богочеловеком. При помазании на него исходит Дух Святой и обожествляющая сила, посредством которой он становится подобием и образом Христа, и которая преобразует его в другого человека, так что он становится другим в лице своем и другим в духе»
[519].
По Анониму, сущность и содержание власти Бога и короля являются равными независимо от того, принадлежит эта власть при природе (как у Христа) или по Благодати (как у короля). «Власть царя есть власть Бога. Ведь она – Бога – по природе, а царям – по Благодати. Следовательно, и царь тоже есть Бог и Христос, но по Благодати; и что бы он ни делал, он делает это не только как человек, но как тот, кто стал Богом и Христом по Благодати».
Безусловно, считать короля мирянином невозможно, поскольку его статус ничем не отличается от епископского, считал древний автор. «И царь может по праву именоваться священником, и священник – царем», поскольку на них действует одна и та же Божественная Благодать. Но вполне в духе идей императора св. Юстиниана Великого и прежних канонистов Аноним видит различие в Благодати обеих персон, но в пользу… короля. «Каждый из двух, король и епископ, является в духе Христом и Богом и в своей должности выступает как подобие и образ Христа и Бога: священник – как проявление и образ Священника, царь же – Царя. Священник являет собой отражение низшего служения и природы, т.е. Его человечества; Царь же – высшего служения и природы, т.е. Его Божественности».
Более того, истинным викарием Христа являются даже не епископы, а именно императоры и короли. Ведь, по мысли Анонима, архиереи лишь подражают апостолам, в то время как король соцарствует Христу: «Священнослужителей помазует Господь как Своих апостолов духовным помазанием, короля же – более соучастников Своих как Своего Первородного Сына, рожденного прежде всех век»
[520].
И хотя точка зрения Анонима не вылилась в конкретную политическую доктрину, его антииерократические мысли получили распространение гораздо дальше того места, где рукопись была написана. Повсеместно считалось само собой разумеющимся, что помазание ставило императора или короля вне всего остального мира. После окончания обряда помазания тело короля считалось священным, неприкосновенным и самим символом власти – ведь Таинство совершалось непосредственно над телом, а не гдето вообще
[521].
А в XIII веке была сделана попытка уподобить церковный статус короля статусу церковнослужителя, например диакона. На Литургии папа христосовался с Французским королем, как с одним из кардиналов, а в конце богослужения тот подносил понтифику чашу для причащения и воду, как это обычно делают иподиаконы. Вскоре, желая окончательно покончить с сомнениями относительно сакрального статуса христианского монарха, этой традиции придали определенную форму. И уже с конца XIV века западные короли начали понастоящему исполнять обязанности диаконов и иподиаконов. И хотя, в частности, Французские монархи формально никогда не были диаконами, но само одеяние, в которое они облачались после коронации, напоминало стихарь, который клирики надевают к мессе
[522]. Великие события всегда рождаются от рядовых причин. И очередное политическое падение Апостольского престола началось со старого спора о том, кому принадлежит Сицилия. Папа категорично не хотел забывать, что некогда завоеванный норманнами остров был объявлен ими собственностью Римской кафедры. Однако Французский король Филипп IV Красивый (1285—1314) не желал уступать права своей короны на эту территорию. Присоединилось еще одно обстоятельство – война Франции с Англией за континентальное наследство. Нуждаясь в средствах, Французский король в 1294 г. ввел специальный налог, который был распространен и на духовные владения. Без испрашивания согласия папы, разумеется.
В ответ папа Бонифаций VIII (1294—1303) в булле «Clericis laicos» от 1296 г. запретил французскому духовенству платить налоги без разрешения Римской курии и пригрозил церковными наказаниями тем, кто посягает на церковное имущество. Иными словами, самому Филиппу Красивому. Это было по меньшей мере недальновидно. Но Бонифаций, в котором было мало от клирика и много от светского правителя, человек необузданных желаний и амбиций, просто не знал слов «компромисс» или «примирение». Для него не существовало никаких сомнений в том, что Святейший престол обязан господствовать над всеми государствами мира. Тогда король запретил вывоз налогов, собранных на его землях с духовных владений, в Италию, чем лишил понтифика существеннейшего источника дохода. Одумавшись, апостолик благоразумно смягчил санкции, установленные в своей булле, и на время ссора затихла
[523].