Византийский император прекрасно понимал, что без военных успехов его церковная политика обречена на поражение, а вместе с ней и он сам. Поэтому, едва его посланники вернулись из Лиона, Михаил VIII направил в Албанию свои войска, захватив город Берат и морской порт Бутринто. Весной 1275 г. византийская армия, состоявшая в основном из наемниковполовцев, потерпела сокрушительное поражение при Навпатрасе от латинян, когда собиралась сокрушить Эпирского деспота. Зато через несколько дней византийские корабли под командованием Алексея Филантропесса у берегов Деметрии разгромили в упорной битве объединенный венецианский и ломбардийский флот. Эта победа открывала для византийцев Эгейское море, и взволнованные венецианцы поспешили заключить мирный договор с Константинополем сроком на 2 года.
А в конце 1275 г. византийцы разбили в Пелопоннесе войска союзника Карла Анжуйского Гильома I де ла Рош (? – 1287) – младшего брата герцога Афинского Жана I де ла Рош (1263—1280), что позволило Константинополю укрепить свое влияние в Лаконии, на Юговостоке полуострова. В 1276 г. картина в точности повторилась: Михаил VIII Палеолог вновь направил армию в Центральную Грецию, где византийцы потерпели поражение, но летом того же года их флот опять разгромил итальянцев
[454].
Все это время Византийский император тщетно пытался сделать вид, что Константинополь признал унию. В принципе в Лионе ничего сверхъестественного не случилось, и греческие архиереи могли со спокойной совестью соглашаться на те условия, которые оговаривал Римский папа. Палеолог откровенно объяснял, что вопрос стоит о жизни и смерти Византийской империи, ради чего стуит пожертвовать тремя пунктами в перечне разногласий с латинянами.
Что означает на практике признание папы главой Кафолической Церкви? Только пустое обещание: разве ктонибудь всерьез может предположить, что папа приедет в Константинополь, чтобы председательствовать на какомлибо Соборе? Несложно признать и его право апелляции – неужели возможно предположить, что, нарушая сложившуюся практику, ктонибудь поедет в Рим, дабы там искать правды? Очень маловероятно. Наконец, поминание папы в диптихах. Что в этом противозаконного или ложного? Да и в целом – неужели ранее Отцы Церкви не приспосабливались к обстоятельствам? «Если мы и теперь через благоразумное приспособление избегнем угрожающей опасности, то это не только не будет поставлено нам в грех, – убеждал василевс, – но еще послужит доказательством нашего умения достигать цели».
Наконец, устав от объяснений, не приносящих результата, император предложил каждому из архиереев высказать мысль о том, каким иным способом можно избежать опасности. Но и это не помогло: епископы всячески уклонялись от ответа и вообще высказывались в том духе, что дело Церкви – молиться, а если государству угрожает опасность – то это забота царя (!), который для того и поставлен Богом, а не архиереев
[455].
Если такое поведение нельзя квалифицировать как преступление перед отечеством, то, во всяком случае, это был настоящий бойкот национальных интересов. Ни о какой «симфонии» в таких условиях говорить просто невозможно – в сознании архиереев Империя и Церковь теперь мыслились как две самостоятельные сферы бытия, не связанные друг с другом.
Поняв, что Римскому епископу докладывать пока не о чем, император решил пригласить лично его в Константинополь, надеясь, что приезд папы снимет основные вопросы. Папа согласился, и император направил в Рим посольство договариваться о месте и времени встречи понтифика, когда тот прибудет в Византию. Договорились, что встреча должна состояться на Пасху 1276 г., но, к сожалению, этому не суждено было свершиться по естественным причинам – в январе 1276 г. папа Григорий X скончался
[456].
Его смерть стала тяжелым ударом для Михаила VIII Палеолога. Имея общение с несколькими Римскими епископами, он по достоинству оценил такт и скромный объем требований покойного Григория X. Было бы верхом самонадеянности полагать, будто новый папа, в выборах которого наверняка примет активное участие Карл Анжуйский, станет проводить столь компромиссную политику. Нужно было в очередной раз демонстрировать Римской курии «успехи» царя в деле рецепирования Лионской унии, а, следовательно, физически устранять те препятствия, которые стоят на пути василевса.
В очередной раз был задействован «административный ресурс» – у главных зачинщиков оппозиции император, пользуясь тем, что весь Константинополь считался царской собственностью, забрал дома. А самого патриарха Иосифа поспешил сместить с кафедры. Любопытно, что этому в большой степени способствовали сами греческие архиереи, напомнившие своему предстоятелю обещание добровольно оставить столичную кафедру, если с Римом будет достигнута договоренность об унии. Поскольку она формально заключена, Иосиф должен уйти; это и случилось. Имя патриарха перестали упоминать на Литургии, а Римского епископа внесли в диптихи как «Вселенского папу»
[457].
Палеолог в очередной раз оказался прав в своих опасениях. 21 января 1276 г. стал самым многообещающим днем для Сицилийского короля за последние годы: под его бдительным присмотром коллегия кардиналов избрала папой лояльного Карлу Иннокентия V (1276). В угоду Сицилийцу тот сразу же «поставил на место» Германского императора Рудольфа Габсбурга, а также потребовал от Генуи заключить мир с Карлом Анжуйским. Те согласились – бесславный для Карла, но развязывавший ему руки для войны на Востоке мирный договор был заключен 22 июня 1276 г. Однако буквально через 4 дня Иннокентий V скончался.
Новый папа, преданный друг Карла Анжуйского, Адриан V (1276), избранный 11 июля 1276 г., также правил быстротечно и скончался уже 18 августа того же года в Витербо. Очередным Римским понтификом стал приятный Анжуйцу Иоанн XXI (1276—1277), но тот не мог или не захотел разрешать весь узел противоречий, в которых запутался Сицилийский король – возможно, ему не хотелось излишне укреплять опасного и честолюбивого француза в ущерб Апостольской кафедре
[458].
Кроме того, невольно Иоанн XXI оказался связанным Лионской унией. Чтобы дать благословение Карлу Анжуйскому на войну с византийцами, ему необходимо было получить достоверные подтверждения тому, что Константинополь не выполняет своих обязательств. Однако это понимал и Византийский царь. Император Михаил VIII Палеолог многократно доказывал Риму, что в одночасье рецепировать Лионскую унию – задача более тяжелая, чем всем казалось изначально. Еще были живы византийцы, помнившие, что сделали крестоносцы в их древней столице, а современники были уже наслышаны об ужасах латинской оккупации острова Кипр.