Прощание с Византией - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Величко cтр.№ 51

Вняв советам друзей, через год Палеолог возвратился в Никею и в свою очередь также дал клятву царю никогда не посягать на его власть. Подозрительный император наградил Палеолога должностью великого коноставала (командира иностранных подразделений), дал ему довольно слабый отряд солдат и направил на Запад в надежде, что там Михаил и погибнет.

Но Палеолог и на этот раз показал свои блестящие военные дарования, разбив эпирцев и лично победив в поединке сына деспота, командовавшего вражеским войском. А затем начал брать город за городом. Эти победы вызвали при дворе новый всплеск ярости со стороны завистников и самого василевса – Палеолога попытались даже обвинить в колдовстве, а затем в очередной раз арестовали. Он долго томился в тюрьме, не имея никаких шансов быть хотя бы выслушанным императором.

В тот год многие родственники Палеолога лишились должностей, а некоторые даже сложили голову на плахе, но самому Михаилу VIII повезло – буквально накануне его казни царь Феодор II Ласкарис скончался ^[341]. Наконец, после многих перипетий Михаил Палеолог реализовал свою мечту и, ослепив юного Иоанна IV Ласкариса, стал единоличным Византийским императором.

Надо откровенно сказать, ему выпала не самая легкая доля. При всех успехах, сопутствовавших династии Ласкаридов, Византийская империя была восстановлена далеко не в том виде, какой она была, скажем, при Македонцах или Комнинах. Почти все бывшие черноморские владения принадлежали теперь независимой от Константинополя Трапезундской империи. Попрежнему существовал Эпирский деспотат, занимавший юг Албании и часть Этолии.

Среди других греческих государств, не признававших Никейского царства, следовало опасаться Великой Валахии, которой принадлежала Фессалия, Локрида и Фотида. Низвержение Латинской империи не коснулось пока еще таких автономий, созданных на византийских землях, как Афинское герцогство и Морейское княжество. Многие острова у Константинополя принадлежали венецианцам и генуэзцам. Собственно говоря, в нынешнем виде Византия включала в себя только бывшие владения Никейской империи, Фракию, Македонию и Фессалоники, а также ряд островов: Родос, Лесбос, Самофракия и Имброс.

Территория убыла, а многочисленные враги остались. Кроме того, как и раньше, Византийской империи противостояла Болгария, хотя и существенно ослабленная, и Сербия, набиравшая силу и стремившаяся обладать той властью, которую ранее имела Византия на Балканах. Азиатские турки, получившие сильнейший удар от татар, малопомалу приходили в себя и начинали вновь представлять грозную силу ^[342].

Экономическое и военное превосходство латинян также являлось безусловным. Политические события резко отразились и на церковных отношениях Востока и Запада, хрупкой целостности которых был нанесен непоправимый ущерб ^[343].

Более того, в начале царствования Палеолога отношения Византии с Западом существенно ухудшились по сравнению даже с недавними годами. Захват Константинополя – вершина славы Михаила VIII Палеолога, на удивление, принес много новых проблем, решение которых оказалось не по плечу не только самому василевсу, но и его преемникам. Если во времена Никейской империи между греками и Западной Европой находилась Латинская империя, то теперь этот промежуточный балласт, постоянно требовавший помощи от папы и позволяющий Византийским царям играть на противоречиях своих врагов, исчез.

Итак, Империя была почти восстановлена, но отныне ее василевсам пришлось напрямую столкнуться с теми западными государями, которые считали делом своей чести возродить Латинскую империю или присоединить к себе ее бывшие земли, ссылаясь на многочисленные акты и договоры, заключенные Балдуином II. Династические союзы и браки внесли столько сумятицы и неразберихи с правовой точки зрения, что теперь не только бывший Латинский император, но Германский и Французский короли считали себя наследниками бывших владений Балдуина II.

Кроме того, годы латинского ига оставили глубокие раны на теле блистательной ранее Византии. «Великая глава, Константинополь, венчала ослабевшее, подвергающееся со всех сторон нападениям тело», – справедливо писал один автор. Венеция и Генуя полностью доминировали на море. Сербия и Болгария, разумеется, не осмелились бы в одиночку напасть на Византийское государство. Но могли поддержать удар в направлении Константинополя. Западные державы также не являлись друзьями Византийской империи. Поэтому, объединение их в одну группу неминуемо повлекло бы гибель Византии ^[344].

Позиция Римской курии также резко изменилась: ранее папы были готовы пойти на большие уступки грекам, но теперь, с испугом и страхом взирая на восстанавливающуюся Византию, играли на угрозе объединения всего Запада в борьбе со «схизматиками». Понтификам было тяжело взирать на то, что византийцы, бывшие почти в их власти, ускользнулитаки из их рук. Верные своим вековым представлениям о главенстве Апостольской кафедры, они ни при каких обстоятельствах не соглашались мириться с фактом существования независимой Восточной церкви. Единственный на тот момент времени интегрирующий центр всей западной цивилизации, Рим, мог в одночасье решить судьбу Византийской империи – как в положительном смысле, так и в отрицательном.

Следует сказать, что никогда ни до, ни после Рим не достигал такого могущества, как в XIII веке. Достаточно напомнить, что IV Латеранский собор 1215 г. официально объявил Римскую церковь матерью всех Церквей и наставницей всех верующих, а ее епископа – стоящим выше патриархов Константинополя, Александрии, Антиохии и Иерусалима. А папа Климент IV (1265—1268), о котором речь пойдет ниже, высказал искреннее убеждение об абсолютном праве понтифика распоряжаться всеми Церквами, церковными должностями, положениями и бенефициями.

Теоретически еще сохранялся вопрос, кто главнее – папы или Вселенские Соборы, но на практике апостолик считался главой церковного управления, верховным законодателем и судьей Западной церкви. А потому самостоятельно определял те правила, которые затем послушно принимались на «Вселенских» Соборах. Глава Апостольского престола закрепил за собой также право облагать налогами все Церкви, подчиненные Риму. К нему теперь обращались не иначе как к «наместнику Христа на земле», «святейшеству», sanctitas или sanctissimus. Со времени папы Иннокентия III стали считать, что легендарный библейский царь Мелхиседек есть прообраз Римского епископа, сочетающего в себе функции Римского императора и священника ^[345]. Как известно, ранее образ Мелхиседека олицетворялся в сознании современников исключительно с Римским царем; более чем заметная разница.