Неудивительно, что для Ласкариса просвещение стало национальным проектом, и при Никейском дворе преклонение перед античным прошлым стало обычным делом, своего рода «правилом хорошего тона». В своем произведении «Похвала мудрости» Феодор II отмечал, что наука делает человека разумным и доводит до Бога. Основа мудрости – боязнь Бога; а, уча добродетели, мудрость сама становится основой добродетели. Лишь тот, кто познает науку до конца, владеет добродетелью, а невежда остается рабом страстей и заблуждений. В другом трактате, «Об общении природных сил», василевс обосновывал тот вывод, что образование для человека то же самое, что форма для материи. Иначе говоря, образование – вторая, высшая природа человеческой личности
[263].
При Феодоре II Ласкарисе, как никогда ранее, открылось множество школ и собрался широкий круг ученых мужей, с которыми император коротал редкие свободные минуты. Он очень любил обсуждать такие вопросы, как организация школьного дела, учебные программы и задачи обучения. В одном из своих писем василевс писал: «Ничто другое так не радует душу садовника, как видеть свой луг в полном цвету. Если же он по красивому и цветущему саду судит о цветении растений, то на основании этого может предположить, что в свое время будет наслаждаться плодами приятности и красоты. Хотя я страшно охвачен страшным недугом изза предводительских обязанностей, в то время как мой ум отвлекался в разные стороны восстаниями, битвами, противодействиями, сопротивлениями, хитростями, переменами, угрозами, тем не менее, мы никогда не удаляли нашей главной мысли от красоты луга умственного»
[264].
При Ласкарисе Византийская империя начала утрачивать свои вселенские черты, перерастая в национальное государство, сохранявшее, тем не менее, при этом имперские формы и традиции. Наверное, для крепости государственных устоев Никейской империи это было полезно и объективно необходимо. Но для традиционной Византии такое положение дел было, конечно, неприемлемо. Оно являлось первым предвестником скорой смерти тысячелетнего римского духа.
Феодор II Ласкарис искренне полагал, что причина крушения Византии в 1204 г. заключалась в забвении национальных основ, растворении титульной нации и размывании древней эллинской культуры. А также потому, что царская власть была недостаточно самодержавной. Теперь эти ошибки нужно было исправлять. Преобразование государства, по мнению императора, мыслимо лишь на основе крупных и широкомасштабных культурных и социальнополитических преобразований. Ласкарис мечтал создать «национальную народную монархию», а не восстанавливать аристократическую Империю времен Дук или Ангелов.
А это было далеко не простым делом, если учесть, что в Никейской империи роль провинциальной аристократии, владевшей громадными земельными наделами, была чрезвычайно велика. Феодальные тенденции, проявлявшиеся еще при Ангелах, в силу ослабления государства и царской власти необычайно окрепли. Отдавал себе отчет в опасности такого положения дел еще св. Иоанн III Дука Ватац, делавший ставку на «средних» землевладельцев. Теперь же Феодору II со своей идеей «просвещенного абсолютизма» предстояло довести его дело до логического конца, невзирая на сопротивление никейских феодалов, с которыми он вступил в жесткую конфронтацию
[265].
Глава 2. «Мы во цвете лет состарились душой»
После торжественных похорон отца молодой император сразу же отправился в Никею, где первым делом озаботился избранием нового «Константинопольского» патриарха. Собралось до 40 архиереев, и возник горячий спор о предстоятеле Восточной церкви. Некоторые предлагали избрать патриархом Влеммида, монаха, известного своей ученостью и твердостью характера – именно он в свое время не допустил царскую пассию в храм, обвинив ее в блуде. Но, как говорят, против него активно высказывались многие епископы. Вероятно, и сам василевс втайне побаивался образованного и слишком самостоятельного монаха, предпочитая видеть его в качестве мыслителя, но не высшего церковного иерарха.
Когда ситуация зашла в тупик, царь предложил решить вопрос жребием. Брали Евангелие и наугад открывали страницы. Некоторым кандидатам попадались слова «потонули», другим – «им не удается», наконец, монаху Арсению из обители у Апполониадского озера, выпали слова «Он и Его ученики». Все посчитали это добрым знаком, и новый «Вселенский патриарх» Арсений (1254—1260, 1261—1264) после утверждения Ласкарисом результатов выборов вступил на вдовствующий престол. Нет сомнений в том, что это была креатура царя, поскольку ни образованностью, ни иными заслугами Арсений не мог составлять конкуренции монарху – идеальный типаж патриарха, по мнению Феодора II. За одну неделю Арсений был посвящен в диаконы, пресвитеры и патриархи. И уже на Рождество 1254 г. он венчал Феодора II на царство
[266].
Однако василевсу не удалось заняться мирным строительством. Вскоре взбунтовали болгары, посчитавшие, что после смерти страшного для них св. Иоанна III Ватаца им нечего бояться. С ними скооперировался Фессалоникийский правитель Михаил, решивший отложиться от Никеи. Но Феодор II все делал обдуманно, не торопясь. Вначале он пролонгировал договор с турками и только после этого обратил свой взор на Запад. Ласкарис созвал совет, на который были приглашены его дядья – Михаил и Мануил Ласкарисы, которых царственный племянник только что возвратил из ссылки. Опасаясь неудачи, робкие и нерешительные, они предложили Феодору II не спешить с походом. Напротив, сверстник и близкий товарищ императора Георгий Музалон рекомендовал немедленно отправиться в поход; и оказался прав. Никейское войско нанесло болгарам под Адрианополем тяжелое поражение, их царь Михаил II Асень (1246—1256) бежал, а византийцы попутно захватили Охриду, Родопы и Старую Загору (Веррию).
Не менее эффектно разобрались и с Фессалией. Поняв, что его дело безнадежно, изменник Михаил Фессалоникийский отправил к императору свою жену, которая выпросила дочь царя Марию в жены своему сыну Никифору, а также возвратила Ласкарису все, что ранее было захвачено фессалоникийцами
[267]. Император согласился простить мятежника, но потребовал сверх того Диррахий и Сервию; его условия были, конечно, приняты
[268].
Несмотря на успех византийской армии, некоторые военачальники, недовольные строгой дисциплиной, установленной императором, отказались подчиняться ему – в частности, Стратигопул и Торник, родственники семьи Палеологов. Испугавшись трудностей зимней войны, они отозвали войска и попытались вернуться в Малую Азию. Узнав об этом, император в гневе потребовал от них вернуться туда, откуда пришли, и продолжать войну
[269].