Прощание с Византией - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Величко cтр.№ 177

Отец откровенно не любил сына, но в 11 лет Мехмед внезапно для себя и окружающих стал наследником престола – оба его старших брата умерли. Мурад II призвал Мехмеда во дворец и, обнаружив, что мальчик совершенно необразован, нехотя приказал нанять для него лучших учителей. В результате Мехмед получил прекрасное образование, изучил греческую и турецкую литературу, овладел греческим, арабским, латинским, персидским и древнееврейским языками и стал настоящим фанатиком Ислама. Хотя отец попрежнему недолюбливал сына, в последние годы их часто видели вместе: Мурад II явственно передавал бразды правления Османской империей Мехмеду II.

Надо сказать, первоначально очень немногие поняли, какую опасность представляет собой этот царственный юноша. Мусульманин до мозга костей, ненавидевший всех христиан, честолюбивый и безжалостный, этакий «европейски образованный азиат», Мехмед II не знал никаких нравственных преград для достижения поставленных целей. Правда, вдову отца, сербскую царевну Мару, он отпустил на родину, наделив богатыми подарками. Невысокого роста, красивой наружности и крепкого телосложения, с пронзительным взглядом, тонкими бровями и носом, он производил сильное впечатление на собеседников.

Пожалуй, единственной пагубной чертой Мехмеда II являлось пьянство, он был прирожденным алкоголиком. Чрезвычайно закрытый и недоверчивый, султан Мехмед II никогда не позволял никому приникнуть в свои мысли. Этот человек был способен на многое, но это понял, наверное, в тот момент только император св. Константин XI ^[1111].

Еще с юных лет Мехмед увлекся историческими образами завоевателей мира. Особенно привлекательным казался ему Александр Македонский, который по странному стечению обстоятельств в персидском и турецком эпосах превратился в героямусульманина. И Мехмед в душе идентифицировал себя с Александром Македонским, лелея мечту стать героем, воителемгази, обязанным по воле Аллаха завоевать весь мир. Только если Александр Македонский шел с Запада на Восток, то Мехмед должен был совершить свой путь с Востока на Запад. На средоточии его мечты лежал Константинополь – ключ к дальнейшим завоеваниям и живое напоминание о том, что кроме самого Мехмеда есть на свете и другая сила, с которой следует считаться. Сила пусть и не военная, но культурная, древняя, по сравнению с которой все и вся оказываются в лучшем случае на втором месте. А вторым Мехмед II быть не желал ^[1112].

Почти все европейские правители и правительства не восприняли всерьез юного Мехмеда II. Трапезундский император Иоанн IV (1447—1458) был откровенно счастлив, узнав о смерти Мурада II. Европейские послы при султанском дворе наперебой рассказывали друг другу, насколько неуверенно вел себя новый Османский владыка в период временной добровольной отставки отца до битвы при Варне. И, казалось, действительность оправдывала их ожидания.

Все лето Мехмед II принимал послов, демонстрируя невиданное миролюбие. Венецианцам он даровал мирный договор, венграм подарил 3 года перемирия, рыцарей Родоса, господаря Валахии, властителя Лесбоса и правителя Хиоса заверил в своей доброй воле. Даже послам императора св. Константина XI султан заявил, что никогда не посягнет на Константинополь и территориальную целостность Византийской империи и пообещал отдать 3 тысячи монет из дохода некоторых греческих городов Нижней Струмы. Знаменитая Афонская гора получила такие же уверения в неприкосновенности и сохранении монашеской автономии. Западная Европа, не забывшая еще позора Никополя и Варны, старательно уверила себя, что новый султан – хранитель мира, а потому волноваться не стоит.

Но Византийский царь не дал себя обмануть. Император полагал, что в душе покойный султан Мурад II был миролюбивым и спокойным человеком. «Он всегда соблюдал договоры с христианами, скрепленные священной клятвой. Гнев его был краток и скоро проходил. Он отвратился от войны и предпочел мир, и по этой причине Отец мира послал ему в награду мирную кончину, и жизнь его не прервал удар меча» ^[1113].

Иным человеком был его сын. Василевс быстро понял, что творится в душе Мехмеда II. Под маской миролюбия он обнаружил жадное стремление юного султана подчинить себе весь мир и предпринял первые предупредительные шаги. Уже летом 1451 г. царь направил в Европу своего посла Андроника Вриенния Леонтариса с поручением завербовать в византийскую армию знаменитых критских лучников. Затем посол отправился в Рим к папе Николаю V. Святой Константин XI предоставил папе выписку из постановления собрания восточных архиереев, где выражались сомнения в возможности исполнения униальных обязательств. Ввиду крайнего нежелания византийцев присоединяться к ФеррароФлорентийскому оросу, клирики предлагали созвать еще один Вселенский Собор, но уже в Константинополе. Таким способом император загодя рассчитывал завоевать доверие и расположение нового понтифика, чтобы следующим шагом попросить его о военной помощи Византии.

Возможно, при иных обстоятельствах просьба могла бы быть рассмотрена более благосклонно. Но в Риме как раз пребывал Георгий Маммас, уехавший из Константинополя в августе 1451 г. Его рассказы о «лживом» василевсе убедили папу только в том, что Византийское правительство сознательно обманывает Римскую курию и не исполняет свои обязательства. Он ответил императору в том духе, что тому следует предпринять более жесткие меры к «схизматикам», отрицавшим ФеррароФлорентийский собор и присылать их в Рим на перевоспитание.

«Если Вы с Вашими знатными людьми и народом Константинополя, – заканчивал апостолик свое письмо, – примете акт об унии, то найдете в нашем лице и лице наших досточтимых братьев, кардиналов святой Римской церкви, тех, кто всегда будет поддерживать вашу честь и вашу Империю. Но если Вы и Ваш народ откажетесь принять этот акт, вы принудите нас прибегнуть к таким мерам, какие мы сочтем необходимыми для вашего спасения и сохранения вашей чести».

Это был удивительный по своей бестактности и политической близорукости ультиматум, ставящий точку на всех возможных компромиссах. Не случайно такой взвешенный и вдумчивый человек, как первый министр Лука Нотарос, в сердцах сказал, что предпочитает турецкий тюрбан кардинальской шапке ^[1114].

Были сделаны попытки напрямую обратиться к европейским дворам, но безуспешно. Германский император Фридрих III Габсбург (1452—1493) думал только о своей коронации, Англия и Франция толькотолько отходили от опустошительной Столетней войны. Неаполитанский король Альфонс V Арагонский (1416—1458) заявил о своем желании выступить в поход против неверных, но при этом открыто заявлял, что сделает это в обмен на достоинство императора Константинополя. Трапезундская империя едва сдерживала свои границы от постоянных набегов османов. Венеция и Генуя не собирались воевать с Мехмедом II. Круг замкнулся…