Прощание с Византией - читать онлайн книгу. Автор: Алексей Величко cтр.№ 158

В принципе Константинополь и сейчас был готов пойти на унию с Римом, но на условиях того, что все догматические разногласия будут рассмотрены Вселенским Собором. Эта мысль часто встречается в документах той эпохи, в частности, в знаменитой «Беседе императора Кантакузена с папским легатом». В 1350 г. царь встретился с послом понтифика, предлагавшего в очередной раз Восточной церкви признать примат Апостольской кафедры и ее догматы.

На вопрос василевса: «Что ты хочешь?» – легат ответил: «Единства Церкви». Царь воскликнул: «Едва ли не с той поры, как на свет появился и увидел Солнце, я охвачен стремлением и желанием увидеть единство Церкви. Но вы подходите к вопросу объединения не как друзья и братья, а наставнически, самовластно и как если бы вы были господами, заявляя, что ни мы, ни вообще ктолибо из людей не может иметь взгляды, отличные от того и противоречащие тому, что папа говорит или скажет, поскольку он является наследником Петра и говорит то же самое, что и Христос. И что мы должны выслушивать его слова, склоняя сердца и головы, как если бы они исходили от Самого Христа» ^[990].

Кантакузен, как интеллигентный человек, тонко дал понять, что такая позиция не только переводит Восточную церковь в разряд «пасомых», но и нагло попирает традиционные полномочия Византийских императоров, которым вместо соборного обсуждения под их председательством рекомендуют склонить голову перед мнением предстоятеля Святейшего престола. Не акцентируя внимания на этом явно недипломатическом вызове царскому сану, император как ни в чем не бывало продолжал: «Нужно, чтобы состоялся Кафолический и Вселенский Собор, на который собрались бы в Константинополь архиереи, находящиеся под властью “Вселенского патриарха” – и те, которые близко. Собор, на который и папа прислал бы своих представителей, согласно с установленными издревле порядком и обыкновением. И когда они соберутся, надо с любовью Всесвятого Духа и братским расположением исследовать существующие причины конфликта между вами и нами. И если так будет, я уверен, что Бог не скроет от нас Свою святую волю и истину» ^[991].

На упрек легата о том, что императоры перестали ездить к папе, Кантакузен не без достоинства ответил: «Прежние, бывшие прежде меня императоры справедливо и не без причины, я полагаю, – и притом основательно полагаю, – не прибывали к нему. Я же ради единства Церкви не то что на лошадях или корабле – пешком отправился бы к нему, будь он даже на краю света». Было договорено, что Вселенский Собор состоится в ближайшие два года в Константинополе, чего, увы, не произошло ^[992].

В 1367 г. Кантакузен, тогда уже монах Иосаф, имел возможность вновь встретиться с папским легатом Павлом и вторично отверг идею «присоединения» Восточной церкви к Риму, настаивая на непременном созыве Вселенского Собора. К сожалению, в который раз эта идея была отвергнута, что называется, с ходу папой Урбаном V (1362—1370), который настаивал именно на варианте «присоединения» ^[993].

«Великий раскол» Римской церкви, Пизанский собор и «Вселенский» собор в Констанце, прошедшие под лозунгом «Вселенский Собор выше папы», пробудили надежду на восстановление церковных отношений и примирения Востока и Запада. Но, вопервых, как отмечалось выше, конциляризм на Западе не смог победить Римскую курию, а, вовторых, настрой западной богословской мысли был таков, что не только папа, но и остальные епископы считали, что грекам следует «присоединиться» к Римской церкви. Но и византийская делегация не стремилась вникнуть в существо латинской терминологии и аргументации. И уже с самого начала наиболее сведущим лицам было ясно, что едва ли намечаемый Вселенский Собор оправдает возлагаемые на него надежды ^[994].

Помимо папской гордыни у церковной унии имелись и другие устойчивые противники. Для столичного архиерея и клира идея Кафолической Церкви уже давно секвестрировалась до «Греческой церкви». «Вселенский патриарх» Константинополя осознавал свое достоинство и без Запада. Понятно, что уния с Римом в любом случае требовала от него какогото самопожертвования, отказа от некоторых прерогатив, которые столичные архиереи получили именно в период обострения отношений с Апостольской кафедрой или даже уже после Раскола 1054 г. А этого делать очень не хотелось.

Вообще, следует отметить, что Восточная церковь также не была свободна от недостатков. Варлаам, которого напрасно упрекали в латинофильстве и грекофобии, на самом деле довольно скептически относился к обычным доктринальным идеям Римской курии о превосходстве Апостольской кафедры. Поэтому его оценки состояния Константинопольской церкви заслуживают внимания. И Калабриец объективно отмечал, что, в отличие от латинян, у которых в Церкви присутствует строгая дисциплина и имеется централизующее начало в лице Римского папы, у греков все подвержено многочисленным случайностям и прихотям патриарха и клира. Как следствие, на Западе Евангельская заповедь крепнет и широко распространяется по всем землям, а на Востоке осталось совсем мало богословов, искусных в слове. В массе своей народ совершенно далек от понимания существа богословских споров, и благочестие византийцев находится не на высоте.

Он подытоживает: «Некогда христиане горячим и смелым исповеданием своей веры обращали в христианство даже самых жесточайших гонителей своих. Теперь же мы видим на Востоке противоположное этому явление: восточные христиане в бесчисленном множестве обращаются в магометанство». Если мы примем эту точку зрения, то становится ясным, почему среди Константинопольских патриархов крайне редко встречались униаты ^[995].

Вторым противником унии выступали, конечно, Германские императоры и другие европейские монархи. Очевидно, при воссоединении Церквей политическая зависимость Римских епископов от них резко уменьшалась (пусть даже только гипотетически), если вообще могла сохраниться. А это означало полное поражение в правах самих европейских государей, жаждавших сохранить за собой тот титул, который некогда получил из рук Римского епископа Карл Великий (769—814). Германцы также трепетно относились к имперской идее, собравшей некогда воедино их нацию, и совершенно не желали стать «простыми» королями.

Другое дело – попытаться подчинить Восточную церковь Римскому престолу, что автоматически означало бы распространение власти Германского императора на всю территорию бывшей Священной Римской империи. Но этого никогда не позволили бы сделать Византийские василевсы. Да и сам по себе такой ход требовал тщательного расчета, поскольку приводил к войне с могущественными османами. И все же германцы, конечно, склонялись ко второму варианту развития событий, т.е. варианту подчинения Константинополя Риму.