Политический дневник - читать онлайн книгу. Автор: Альфред Розенберг cтр.№ 59

Надежды Англии на затягивание переговоров, к счастью, не оправдались: пакт с Москвой был быстро подписан. Далекоидущее решение, последствия которого предвидеть невозможно. С исторической точки зрения: подобно тому, как Спарта и Афины поочередно призывали на помощь персов, Англия и Г[ермания] обращаются сегодня к Советскому Союзу. Англичане первыми предприняли бессовестную попытку натравить Советы на нас, фюрер с учетом существующей ситуации не мог сделать ничего иного, кроме как свести на нет их усилия неожиданным маневром. Как я только что узнал, случилось так, что фюрер отправил Сталину письмо с предложением, на которое был получен весьма любезный ответ…

А теперь большое разочарование как раз накануне решения польского вопроса: Муссолини прислал фюреру 2 телеграммы, он просит фюрера воздерживаться от каких бы то ни было действий, он хочет посредничать… Как это понимать? Быть может, ф[он] Р[иббентроп], информируя его, снова не проявил лояльность? Уже после Зальцбурга он распорядился опубликовать коммюнике, с текстом которого Чиано ^[606] не был ознакомлен ^[607]. Из документа вытекало, что после визита Чиано к фюреру ситуация полностью прояснилась, однако Чиано, конечно, для начала хотел поставить в известность дуче. Всеобщее волнение. Аттолико ^[608] вызывают в Рим. К делу подключают Г[ерманское] и[нформационное] б[юро], все кое-как утрясают.

Намеченное на 5 часов утра заседание рейхстага было отменено. Все приготовления в связи с определенной датой пошли насмарку ^[609].

У меня такое чувство, что этот пакт, заключенный с Москвой, обернется однажды угрозой национал – социализму. Это решение ни в малейшей степени не было свободным волеизъявлением, но шагом вынужденным, ходатайством одной революции к вождю другой, победа над которой была провозглашенным идеалом 20–летней борьбы. Как мы можем говорить о спасении и созидании Европы, если мы вынуждены просить о помощи ее разрушителя? Сегодня мы не можем говорить открыто и о том, что, идя вместе, мы бы постепенно могли спровоцировать изменения в России и тем самым соприкоснуться с самим русским народом. Если нам к тому же придется оставить Советскому Союзу территорию пол[ьской] Украины ^[610], то после Карпато – Укр[аины] это станет вторым ударом с нашей стороны по наиболее мощной антимосковитской группировке ^[611]. В данный момент последствия этого шага, вероятно, еще не заявят о себе, но они станут ощутимыми в будущем. Однако поскольку важнейшее решение было принято, то все есть, как есть, и последствия соответствующие.

Вновь возникает вопрос: была ли эта ситуация неизбежной? Должен ли был польской вопрос решаться именно сейчас и в такой форме? Сегодня никто этого не скажет. Я во всяком случае считаю Риббентропа этаким немецким Извольским ^[612], для которого собственное обиженное тщеславие явилось «причиной» политических взглядов.

Вот уже четыре недели прошло с начала войны. Я почти полтора месяца мучился периоститом голеностопного сустава, 1.9., хромая, пришел в Рейхстаг, вечером побывал у фюрера, а последующие дни провел дома. Так что я оказался вдали от непосредственных событий – да и при иных обстоятельствах не был бы привлечен к участию в них, поскольку нынче другие люди (а не соратники периода борьбы [за власть]) играют решающую роль в окружении фюрера. Тем не менее, я постоянно получаю информацию, общаюсь со многими и потому имею возможность обдумать свои настроения и настроения прочих. Здесь следует упомянуть о некоторых моментах, чтобы в свете будущих времен я мог с одобрением или изумлением перечитывать эти строки, отразившие решающие дни немецкой истории. Я не могу дать объективно обоснованную оценку происходящему: действительно ли [мы] потаенно верили, что Англия не вступит в войну; насколько велики сырьевые запасы с учетом этого вступления; базируются ли перспективы взаимоотношений с Москвой и Токио на законных основаниях и т. д. Ответственность за оценку этих оснований несет фюрер, наряду с ним Геринг, а также – что за ирония мировой истории – личность формата Риббентропа. Со всеми последствиями, вытекающими из понятия вождистского государства.

Когда я 1.9. пришел в Рейхстаг, я увидел в фойе Геринга, который ожидал фюрера. Мы отошли в сторону. Он сказал: Вы знаете, что Муссолини отказался участвовать? Я: Да, мне известно содержание его писем. Г[еринг]: Сегодня утром он повторил свое заявление. Я: Я не могу дать обоснованную оценку сегодняшнему решению. У меня такое чувство, что Англию нарочито недооценивали; в последние годы с ней говорили не так, как должно говорить с мировой державой. Г[еринг]: Сегодня ночью я как лев боролся за то, чтобы отложить решение еще на 24 часа, с тем чтобы 16 пунктов сыграли свою роль. Риббентроп видел, что фюрер в решительной манере говорил с Гендерсоном ^[613], и этот убогий ум счел нужным подлить масла в огонь. Гендерсон пожаловался, что Р[иббентроп] слишком быстро зачитал ему текст предложений. Тогда я сделал то, что делать не имел права: я прочел ему текст предложений по телефону еще раз и медленно. Иначе можно было бы утверждать, что мы выступили с этими предложениями исключительно с целью отвлечения внимания ^[614]…