…Спустя полчаса пришли охранники-драконы и разогнали наше собрание. Но надо сказать, от всего этого во мне появилось что-то новое.
Смирение, что ли. Пустота теперь была пропитана смирением. А может, это коньяк так подействовал.
Глава 37
Ночью мне снился Гадор. Он вышел из-за занавески и целовал меня. Нега растекалась в теле, я притягивала к себе его голову с пышными жесткими волосами и шептала:
— Ах ты, гад, как же ты меня напугал…
А он был такой живой, здоровый, усмехался и смеялся над моими переживаниями.
Но проснулась я в пустой холодной постели. Без горячего драконьего тела она была удивительно остывшей. Видимо, я успела привыкнуть, что рядом со мной всегда спит печка.
И жестокая реальность накинулась на меня в полной мере.
Просто не верилось, что я еще жива, когда его нет. И сегодня… я должна выстоять это. Похороны.
Потом… потом и самой можно помереть. Или лежать, свернувшись клубком, пока мои хулиганистые друзья не вытащат меня из этого состояния. Что теперь они не оставят в покое — не сомневалась.
Ох, какая же я дура, подумалось мне! Мне ведь остались от моего скоропалительного брака лишь мертвые, холодные деньги, какие-то дома, которые совсем не будут напоминать Гадора. Которые не будут нести в себе его искорку! А могло бы быть по-другому…
Зачем я пила эти проклятые таблетки?! Почему боялась зачать от Гадора? Ведь сейчас я могла бы носить в себе его ребенка. Маленького дракончика или драконицу, в которых всегда видела бы его черты.
И плевать, что весь мир может погибнуть! Или что я могу уйти обратно в свой мир, если портал Эйнштейна откроется.
Нет проблем. Тогда я унесла бы с собой искорку Гадора. И вырастила бы первого в своем мире дракона. Которого назвала бы, как отца…
Я жалко заплакала, уткнувшись в подушку. Потом резко, решительно вскочила, добралась до своей сумочки, нашла проклятые таблетки, скомкала и бросила их в мусорную корзину. Теперь они точно не понадобятся… И вообще — чтоб им пусто было!
В ответ на мою беготню пришла камеристка.
Молчаливая Галка, не знавшая, каких истерик от меня ожидать, подала заранее подготовленное черное платье. У них тут цвет траура — белый, но я следовала традициям своего мира.
Гладко зачесала мне волосы, убрала наверх. При взгляде в зеркало я видела изможденную мордочку несчастной попаданки, запавшие глаза и выражение растерянности, смешанной с отчаяньем.
Вдова. Я теперь вдова, подумала я, преодолевая головокружение. Значительная часть меня так и не желала смириться с произошедшим.
А потом за мной пришли Дабор, Самдор и Лартуар.
— Сейчас Дабор будет вашей охраной, — сообщил Самдор. — И магистресса Лартуар изъявила желание быть рядом.
Хорошо. Знакомые рядом — хорошо, отрешенно думала я.
* * *
Оказывается, пустое пространство в середине Академии при желании превращалось в площадь. За то время, что я горевала в особняке, здесь построили амфитеатр.
На «арене» был небольшой постамент, на котором разместили тело Гадора. И подле него стояли мы с Самдором, Дабором и еще несколькими «приближенными к Императору».
Я лишь изредка смотрела на любимые черты. Потому что просто не могла…
Еще миг — и меня прорвет, я кинусь рыдать над его телом, как положено безутешной вдове. А я не должна. Жена ректора даже в такой скорбный миг должна оставаться полной достоинства.
Проклятье!
Спасало лишь то, что я была словно бы не здесь. Видимо, я-душа, не в силах терпеть горе, отрешилась от того, где там стоит тело, что с них происходит…
На лице Гадора теперь был покой. Бесконечный покой. И мне подумалось, что я хотела бы оказаться душой рядом с его душой. Обняться, вместе ощутить этот покой.
Когда-нибудь так и будет.
Из-за похорон ректора в Академии объявили выходной. В «амфитеатре» собрались все преподаватели и значительная часть студентов. Не очень далеко я видела всю свою «группу поддержки», ребята поглядывали на меня, поддерживающе кивали. Рядом с ними стояли Сэм с Махрыней и открыто рыдали.
А еще здесь было много драконов. Собратья прилетели проститься с Гадором. Должно быть, и злоумышленники здесь, подумалось мне. Если среди негодяев есть драконы…
Дальше все происходило словно бы отдельно от меня. А я смотрела сверху, как стою возле мертвого тела Гадора и… просто пытаюсь не упасть. Не дать горю подогнуть мои ноги.
Говорились речи. Самдор расписывал, каким отличным драконом был Гадор. Что-то говорил Дабор, многие проректоры и деканы факультетов.
— Мы любили его и всегда будем благодарны за все, что он сделал, — душевно сказала Лартуар.
А потом Самдор тихонько пихнул меня локтем:
— Что — нибудь скажете, или вы не в силах, Анна? — заботливо спросил он.
Я набрала в грудь воздух.
— Он был лучшим! — громко произнесла я. — Лучшим ректором, лучшим драконом и… лучшим мужем! Лучшим героем этой истории!
И замолчала, слезы начали душить меня в буквальном смысле.
Самдор махнул рукой и… он и еще два дракона отошли в сторону. Обратились — огромные ящеры и крошечное тело их собрата на постаменте… Дабор с Лартуар оттащили меня в сторону, чтобы нас не задело.
И пламя, извергнутое сразу тремя драконами, с трех разных сторон, во мгновение ока поглотило тело Гадора и постамент под ним.
Не было долгого горения, все произошло очень быстро. И дым развеялся во мгновение ока. Хорошо, что так.
Вот и все, пронеслось у меня в голове. На мгновение помутилось перед глазами, а потом я нашла себя усаженной Лартуар с Дабором на скамейку.
Потом… Потом все подходили ко всем, выражая соболезнования. Ко мне тоже подходили, я что-то отвечала. Автоматически.
Затем народ начал расходиться — по Академии пройдет несколько поминальных обедов. Меня, по идее, ждет самый «элитный» из них — среди проректоров, драконов и прочих…
И тут я поняла, что пространство вокруг меня как бы расчистилось. Никто меня больше не трогал. Никто не подходил. Лишь Дабор внимательно посматривал на меня со стороны.
Уф… Наверное, мне стоит ускользнуть в особняк, прийти в себя, подумала я.
Встала и пошла к дорожке, которая должна была привести домой самым коротким путем. И тут…
Словно стопудовый пресс упал на меня. Тьма накрыла одним махом.
Я успела ощутить лишь, как кто-то тащит меня в кусты.
* * *
Когда я очнулась, никаких кустов уже не было.
Я лежала на чем-то жестком, и это жесткое мерно покачивалось. Словно я была в люльке. Не больно комфортной, правда!