Я откинула голову, горько рассмеявшись.
– Конечно.
– Хватит, Ленора.
– Держу пари, это отстой. Держу пари, ты выбрал его только потому, что он чертов Спенсер. – Я обернулась к нему с улыбкой на лице.
Эмилия ЛеБлан-Спенсер, сама художница, за эти годы вложила много миллионов в Подготовительную школу Карлайл. Очевидно, она беззаветно влюбилась в картины Гарри Фэрхерста и поэтому несколько из них приобрела для своего дома.
Я знала, что это было неразумно. Моему отцу не нравилось бездумное, мстительное поведение. Но мои фильтры, похоже, сошли с ума вместе с моим здравомыслием.
– Ты Асталис. – Его ноздри раздулись, и он ударил кулаком себя по груди. – Моя собственная кровь.
– Очевидно, твоей собственной крови недостаточно. – Я пожала плечами.
Внезапно я слишком устала, чтобы даже вернуться в свою комнату. Бороться с ним было бесполезно. Ничто больше не имело значения. Вон выиграл последний раунд и выбил меня из гонки. Моей единственной ошибкой было удивление. Я действительно думала, что он не сможет пройти стажировку с незаконченной работой.
Но, конечно, Вон в своем худшем проявлении все равно был успешнее меня в моем лучшем.
Плохой мальчик в искусстве скульптуры. Дитя любви Донателло и Микеланджело, с примесью Дэмиена Херста и Бэнкси
[25], что отражает его бунтарский характер.
– Ну, если ты меня извинишь, я должна пойти подать заявку примерно на пятьсот стажировок, теперь, когда мои планы на следующие шесть месяцев стали на шесть футов ниже, вместе с моей гордостью. – Я почувствовала горечь этих слов на своем языке.
Когда я направилась к лестнице, папа схватил меня за руку. Я повернулась, стряхивая ее с себя.
– Оставь меня в покое, – простонала я, не смея моргнуть и дать волю своим предательским слезам.
– Ленни, – взмолился он. – Пожалуйста, выслушай меня. Вы были на равных. Всего было пятьсот двадцать семь претендентов, и, кроме Рафферти Поупа, вы были последними двумя.
Он только делал все еще хуже. Было несправедливо злиться на него за то, что я не прошла стажировку. Но было справедливо злиться, потому что он выбрал кого-то, кто даже не потрудился закончить свою статую. Это та часть, которая причиняет боль больше всего.
– Поняла. Я почти сделала это. Что-нибудь еще?
– Думаю, ты должна быть его ассистентом в течение этих шести месяцев, так как ты не заинтересована в поступлении в университет. Это может увеличить твой список других стажировок. Это была моя идея, и Вон сказал, что будет рад, если ты поможешь ему…
– Помогу! – выкрикнула я это слово. – Я не собираюсь ему помогать. Я не собираюсь помогать ему. Я не собираюсь работать с ним, для него, под ним или даже над ним. Я не хочу иметь с ним ничего общего.
– Сейчас говорит твоя гордость. – Папа потеребил бороду, обдумывая мою реакцию. – Я хочу поговорить со своей дочерью – моей яркой, талантливой дочерью, – а не с ее уязвленным эго. Это прекрасная возможность. Не позволяй ей пропасть даром.
– Я не… – начала я.
– Пожалуйста. – Он взял мои руки в свои и сжал их, словно в попытке выжать из меня всю непреклонность.
У нас были одинаковые голубые глаза – темные, большие, выразительные – с одинаковыми золотыми кольцами вокруг них. Все остальное мы с Поппи унаследовали от мамы. Миниатюрную фигурку, светлые волосы и бледную, с веснушками, кожу.
– Это может открыть для тебя так много дверей, работая помощником стажера в Подготовительной школе Карлайл. Это солидная, оплачиваемая работа. Вы сможете работать вместе со мной, Гарри, Альмой и многими другими великими художниками. Вы получите зарплату, комнату с чертежным столом и всем оборудованием, а также фантастическое начало вашего портфолио. Я тоже когда-то учился в средней школе, Ленора. Хочешь – верь, хочешь – нет, но я знаю, что такие парни, как Вон, могут стараться.
– Восхождение на вулкан – это попытка, – вставила я. – Работать бок о бок с Воном Спенсером совершенно невозможно.
– Да, и все же. Ты бы отказалась от этой стажировки ради парня, которого встретила и в которого влюбилась здесь, в Америке?
Я в шоке уставилась на него. Во-первых, он чертовски хорошо знал, что я не в том настроении, чтобы влюбляться. Я очень громко заявляла об этом с тех пор, как умерла мама, так как видела отца, состояние которого эмоционально ухудшилось до такой степени, что теперь он был только наполовину человеком. Во-вторых, я бы никогда не упустила такую возможность из-за парня.
– Конечно, нет.
– Тогда почему ты отказываешься от должности, которая может помочь твоей карьере и готова разрушить ее, ради мальчишки, которого ты возненавидела? – Он щелкнул зубами, на его лице появилась торжествующая улыбка.
Черт. Он оказался прав.
Он был прав, и мне хотелось бы воспользоваться преимуществами его аргументов и засунуть их в задницу Вона.
Работа ассистента была ударом по моему самолюбию, но все же победой в целом. Еще полгода глупых игр разума Вона меня не убьют. Несмотря на всю свою игру во власть, Вон никогда не причинял мне физической боли.
Во всяком случае, пока.
В Англии, однако, он был бы никем, как и я. Нет, хуже, чем я. Потому что у меня все еще был престиж почти выпускницы Карлайла – я училась последний год в средней школе в Калифорнии – и мой отец владел этой чертовой школой.
К тому же Поуп будет там работать рядом со мной. Позоря так называемую гениальную работу Вона.
Правила были бы другими.
Я бы боролась с ним сильнее.
Он всего лишь мальчик.
Не бог, а мальчик.
И я уже не та девочка, которая дрожит под одеялом своей матери.
Я заставила его истекать кровью, это и произошло, ведь он всего лишь человек.
Теперь. Теперь я могу заставить его сломаться.
– Я подумаю об этом. – Я помассировала виски. Мысли о сестре совершенно вылетели из головы, а она, вероятно, внизу наполняла новое ведро слезами. Я эгоистично сосредоточилась на своей собственной драме и совсем забыла о ее разбитом сердце.
– Это все, о чем я прошу. – Папа сжал мои плечи.
Я пошла прямо в комнату Поппи, но ее там не было. Я остановилась, услышав, как они с папой болтают и едят на кухне. Это звучало как приятная беседа о колледже, в который она подала заявление и поступила, будучи еще дома, – Лондонской школе экономики. Она казалась взволнованной и исполненной надежды. Я просто хотела, чтобы она не притворялась, а была действительно счастлива.
Схватив полароидную фотографию Найта с ее тумбочки, я взяла маркер и быстро нарисовала мошонку с морщинами и волосами на его точеном с ямочкой подбородке, добавила замысловатые усы и подрисовала ему монобровь, написав на фотографии под его лицом: