Арабелла дрожала словно от холода, хотя солнце горячо припекало. Нет, больше он не заставит ее подчиниться себе. Да он и сам сказал, что больше не притронется к ней и не хочет от нее детей. Он уже отомстил за ее мнимое предательство — отомстил жестоко и безжалостно. Но отныне все кончено, во всяком случае, пока он держит свою клятву.
Арабелла подъехала к конюшне, осадила Люцифера прямо перед своим конюхом, выбежавшим ей навстречу, и легко соскочила на землю. Чем ближе она подходила к парадному входу Эвишем-Эбби, тем сильнее билось ее сердце и презренный страх леденил ее душу. Дьявол, она должна сохранить остатки гордости, иначе ей ничего не добиться. Он ни за что не узнает о ее страданиях, о ее поруганных чувствах, о ее погибших надеждах. Она не допустит этого. Ей снова вспомнились его вчерашние слова, сказанные с пугающим спокойствием, сквозь которое прорывалась еле сдерживаемая ярость. Арабелла мысленно еще раз прокрутила их в памяти — лишь одно слово оставалось для нее непонятным. Странно, но ей казалось, что это слово — ключ ко всему сказанному им, и она должна во что бы то ни стало узнать его смысл.
Она взглянула на солнце. Судя по всему, уже наступило время ленча. Она осторожно скользнула в боковую дверь, минуя парадный вход и думая только о том, как бы избежать встречи с Джастином, пока необходимость не принудит ее к этому. Она потихоньку пробралась в библиотеку, осторожно притворив за собой дверь. Арабелла не питала особого пристрастия к чтению и почти никогда не заглядывала в словарь. Поэтому она потратила несколько минут, шаря по полкам в поисках нужной книги. Она всегда считала, что те слова, которые не употреблял ее отец, ей тоже не обязательно знать. Теперь она поняла свою ошибку. Сняв с полки толстенный том в кожаном переплете, она послюнила палец и стала перелистывать плотные страницы.
Наконец Арабелла нашла то, что искала.
— «Содомия, — читала она, — от староанглийского и старофранцузского „sodomie“. — Далее следовали ссылки на Библию, но так толком и не объяснялось, что, собственно, означает само слово. — О черт, да что же это такое? Что?
Глава 14
Внезапно Арабелла почувствовала какое-то движение за спиной и, резко обернувшись, чуть не выронила тяжелый словарь, который неминуемо отдавил бы ей ногу. Подняв глаза, она встретилась лицом к лицу с графом, который стоял перед ней в непринужденной позе, опершись ладонью о письменный стол. В горле у нее пересохло. Она чувствовала себя преступницей, хотя за ней вроде бы не было никакой вины. Господи, она же говорила вслух сама с собой! Слышал ли он ее? Конечно, слышал.
— Ну-с, моя любезная супруга, позвольте полюбопытствовать, какое слово вас заинтересовало настолько, что вы решили прибегнуть к помощи словаря?
Тон его был полон холодного презрения, в нем звучала еще большая отчужденность, чем прошлой ночью. Он снова ударит ее, порвет ей платье? Арабелла тряхнула головой, взглянув на слово, которое уже само по себе было ей отвратительно, и попыталась захлопнуть словарь. Но граф опередил ее, вырвав книгу из ее рук:
— У нас с тобой не должно быть секретов друг от друга — мы же муж и жена, не так ли? Так вот, Арабелла, если ты хочешь узнать смысл интересующего тебя слова, ты можешь просто спросить об этом у меня.
В какое-то мгновение она хотела крикнуть ему, чтобы он звал ее «мэм», но не смогла. Все переменилось — все стало гораздо хуже, чем было, серьезнее и опаснее. Она промолчала. Все равно он найдет это слово. Но она не сделала ничего дурного и поэтому не чувствует себя виноватой перед ним — ей нечего стыдиться. Арабелла перевела дух и холодно промолвила, стараясь вложить в свой тон столько же презрения, сколько он выказывал по отношению к ней:
— Я искала слово, которое ты вчера ночью бросил мне в лицо, словно тяжкое оскорбление. Я никогда его раньше не слышала. И я желаю знать его смысл.
— И что же это за слово?
— «Содомия».
Его черные брови взлетели вверх в немом изумлении. Да она последний стыд потеряла, проклятая потаскушка! Говорит это ему в лицо, нисколько не стесняясь. Ладно, он ее просветит, раз она того хочет. Граф не спеша поставил словарь на место и холодно посмотрел на нее сверху вниз. Его жена стояла перед ним, гордо распрямив плечи и с вызовом глядя ему в лицо. Он прошелся по ее фигуре раздевающим взглядом, события прошлой ночи живо припомнились ему, и его глаза вспыхнули гневом и презрением.
— Бедняжка Арабелла, неужели твой французский любовник не сообщил тебе, как называется то, чем вы с ним занимались? Насколько я понимаю, это должно быть болезненно для женщины. Я раньше никогда этого не делал. Но, возможно, теперь, после того, как он уже опробовал на тебе этот способ, я последую его примеру. Скажи, был ли он осторожен и нежен с тобой? Но ты же умная женщина. Я никак не могу понять, почему он не удосужился сказать тебе, как это называется. Какое досадное упущение с его стороны!
— У меня нет любовника, — сказала Арабелла так спокойно, что сама удивилась. Голос ее звучал ровно, без эмоций — если она будет оправдываться, то этим еще больше унизит себя. — И француз никогда им не был. И я понятия не имею, что означает «содомия». Или говори, что это такое, или убирайся. Повторяю еще раз: Жервез никогда не был моим любовником. Будь любезен, объясни мне смысл этого слова, а нет — так дай мне пройти.
Она толкнула его, и он схватил ее за запястья, прижав ее руки к бокам.
— Так ты хочешь знать, что такое содомия? — медленно процедил Джастин сквозь зубы, не сводя глаз с ее лица. — Хорошо, я скажу тебе, что это такое. Ты быстро поймешь, что это тебе уже знакомо, — я прочту это по твоим глазам. Так слушай: когда он брал тебя, ты стояла на коленях или лежала на животе. Черт, да не смотри на меня так, будто ты ничего не понимаешь! Он вошел в тебя сзади, ясно? Он взял тебя так, как брал бы мальчишку, будь он педерастом.
Такое ей даже в голову не приходило.
— Но это же невозможно! И лошади так не делают, а я много раз видела, как спариваются жеребец и кобыла. Боже правый, но это же ужасно! Человек ведь не животное. И что такое «педераст»? Что ты имеешь в виду?
— Заткнись, черт тебя возьми! Хорошо, значит, он не брал тебя таким способом. Тогда ты приняла его ртом. — Он дернул ее к себе и впился в нее неистовым поцелуем. — Открой же рот, — приказал граф, касаясь губами ее губ. — Я хочу почувствовать его вкус. Говори, этот французский ублюдок вошел прямо в твой рот и оставил в нем свое семя?
Она плотно сжала губы. Он поднял голову от ее лица и отпустил ее. Слегка дотронувшись кончиками пальцев до ее губ, он медленно промолвил:
— Да, он это сделал. У тебя такой прелестный ротик — мягкий, нежный, соблазнительный. И хотя ты отказываешься открыть его, когда я этого требую, я все же могу представить, какое наслаждение доставили твои губы этому мерзавцу.
Арабелла представила себе то, что он говорил, — набухшую плоть, проникающую в ее рот. Нет, это невозможно, противоестественно. Она облизала пересохшие губы, и он злобно рассмеялся. Он думает, что она позволила французу войти ей прямо в рот? Ее передернуло от отвращения. Нет, она больше не будет изображать покорную овечку. Ему не удастся уничтожить и сломить ее.