После разбора фартовых настала очередь владельца заведения. Быдлов, понимая, что попался, решил не запираться и подробно рассказал о своих завсегдатаях. Но, как только сыскные спросили его о банде Большого Пантелея, сразу замкнулся. Он утверждал, что знать не знает ни самого маза, ни его подручного с птичьей грудью, ни тем более Чуму.
Алексей Николаевич вызвал на очную ставку налетчика Губина, и тот стал уличать лжесвидетеля. Но хозяин пивной не поддавался. Его голос против голоса скока
[39] сводил показания Губина на нет. Следователь не примет такого аргумента. Других очевидцев не имелось. Допрос зашел в тупик.
Лыков подсел к арестованному и сказал с нажимом:
— Не хочешь нам помочь — пеняй на себя. Я сделаю вот что: сообщу китайцам, что ты укрывал маньяка. Да-да, тот третий, по кличке Чума, и есть маньяк, который режет желтых. Одиннадцать человек уже казнил, из них двум отнял головы.
— Вот же нелюдь… — пробормотал Быдлов. — А вы хотите, чтобы я против него показания дал. Он же и меня на саксон
[40] наденет.
— А ты знаешь, почему сыскную полицию называют трепальней? — продолжил угрожать статский советник.
— Бить будете? Я в прокурорский надзор пожалуюсь.
Все вокруг дружно рассмеялись. Питерец обратился к чинам сыскного отделения:
— Господа, вы умеете так лупить, чтобы небо с овчинку показалось, а следов на теле никаких?
— Знамо дело, ваше высокородие! Дайте нам этого бурундука на день-другой, мы уж потешимся…
Лыков отстранился от арестованного и глянул на него как солдат на вошь:
— Дело с китайцами, что у вас по улицам безголовые валяются, дошло до Петербурга. Меня оттуда прислали. Давай знакомиться: чиновник особых поручений в пятом классе при министре внутренних дел Лыков Алексей Николаевич. Из столицы знаешь кого командируют? Тех, кто порученное дело доводит до конца. Мне поручили, и я доведу. Останешься ты при этом жить или подохнешь — мне плевать. Главное — найти маньяка и прекратить его. Какой тебе, дураку, прокурорский надзор? Кто будет тебя защищать в таких обстоятельствах?
Быдлов понуро молчал. Статский советник повернулся к Мартынову:
— Сергей Исаевич, давайте его отпустим, а вы через агентуру осведомите китайцев, что он укрывает маньяка.
— Сделаем, ваше высокородие.
— Китайцы, про коих вы говорите, ничего мне не сделают, потому — сами напуганы, — заерзал притонодержатель. — А вот ежели я про Чуму начну болтать, явятся другие. С меня с живого кожу сдерут. Там звери похлеще Чумы!
— И правильно сделают, — одобрил Лыков, сверля пивного торговца взглядом. — Ну? Что еще за другие?
Тут он вспомнил догадку военного губернатора, что убийства на улицах творятся по приказу пекинской власти. И брякнул наудачу:
— Те, которые поручили Чуме резать непослушных? Чтобы свои испугались и начали домой возвращаться?
Тот кивнул.
— Так-так… Знаешь их?
— Угу. В китайской полиции имеются свои сыщики. Ни Порнек, ни Блук, ни сам Лединг для них не начальство. Подчиняются они только…
— Юйхундэ? — спросил коллежский регистратор. — Он ведь на самом деле руководит китайской полицией?
— Кабы так, — вздохнул Быдлов. — Там другой человек есть, настоящий, а не подставной. Имя ему Тунитай.
— Впервые слышу, — удивился Сергей Исаевич, и вполне искренне. — Что еще за бес, откудова взялся? Чем он официально занимается? Говори!
— Погодите, дайте с мыслями собраться, — взмолился арестованный. — Голова в ставку идет, моя голова!
Он немного отдышался и продолжил:
— Те сыщики преданы Тунитаю как псы. Разорвут в клочья любого по его команде. И народ отборный — все владеют секретными приемами китайской борьбы, голыми руками вооруженного одолеют. К ним и подойти-то боязно.
— Откуда взялся твой… как его? Кем значится в адресном столе? — опять насел Мартынов.
— Тунитай уже год как во Владивостоке. И он самый страшный тут человек, хлеще всех хунхузов, вместе взятых. Почему — не спрашивайте. Так вот, его сыщики у меня в заведении встречались с Чумой. У них и узнавайте, где эту дрянь найти. А мое дело сторона: налил им пива и уйди.
— Только с Чумой? — усомнился Алексей Николаевич. — А не со всей бандой? Ребята ведь все у тебя столовались. Разве не так?
Быдлов стал наконец признаваться:
— Сразу-то я не понял, что за люди. Потом дошло. Большой Пантелей — фигура известная, его всякий знает. Он заходил несколько раз. Были с ним какие-то глоты, и не двое, как вы спрашивали, а трое. Все мне незнакомые, я на них и не смотрел — чего шушеру разглядывать? Вот. А теперь за ними висельное дело, и меня обрат на каторгу утянут! Или китайцы казнят. Дайте мне защиту, тогда я подпишу полное признание.
— А много ли ты знаешь, чтобы нам с тобой договариваться? — нахмурился статский советник. — Где квартирует Большой Пантелей, навряд ли он тебе доложил… Подручных его ты не разглядывал. Ну? Что у тебя в рукаве? Клади на стол.
— Один козырь есть, ваше высокородие. Обещайте только китаезам не говорить, Христом Богом молю, и сдам я все, что знаю.
Лыков покосился на Мартынова, тот кивнул. Ясное дело, после такого признания Быдлов станет настоящим осведом
[41], а не липовым, каким был до сих пор. Выдать авторитетного фартового — за такое везде зарежут. Начальнику отделения было выгодно, чтобы пивоторговец оказался у него в руках.
— Мы с Мартыновым согласны, — веско сказал статский советник. — Я скоро уеду, а дальше Сергея Исаича не пойдет. Китайцам сдавать тебя не станем. Выкладывай свой козырь.
— В Матросской слободке он прячется. И люди его там же. По разным квартирам, но место сборное у них есть. Называется среди обывателей «Шуры-муры». Так-то по бумагам это кондитерская, там якобы продают съестное для употребления на месте. А на самом деле притон похуже моего.
— Как фамилия владельца? — взялся за карандаш коллежский регистратор.
— Промысловое свидетельство выдано на имя мещанина Кедроливанского. Видать, из духовных. Заправляют всем сахалинцы. Слышно, что это заведение Марка Лобацевича.
— Понятно… — протянул главный городской сыщик. — Следовало ожидать…
Лыков поднялся, подмигнул Азвестопуло:
— Мы с Сергеем Маноловичем прогуляемся, а вы поговорите. Когда нам прийти?
Мартынов почесал нос:
— Брать «Шуры-муры» нужно под утро. Раньше какой смысл? Хлопнем по пустому месту. Лишь бы этот гад никого не зарезал сегодня. Жду вас к двум часам ночи.