На краю одиночества - читать онлайн книгу. Автор: Екатерина Лесина cтр.№ 59

– Не встанут. – Дед облачился в черное.

Черное тоже бывает разным. Глубокий, тяжелый цвет, который казался неоднородным. То проступал вдруг зеленью, то сменялась та оттенками лилового, чтобы исчезнуть вовсе.

Будто сама тьма…

– У тебя ж не встали, хотя головушке твоей доставалось изрядно. И большею частью по собственной дури. Что до девицы этой, то послушай совета, Глебушка, отправь ты ее.

– Куда?

– Неважно, лишь бы подальше. Определи содержание. А главное, завещание составь, чтоб честь по чести, и доведи до нее, что в случае смертушки твоей содержание это урезано будет…

– Вы что…

Анна погладила мужа по руке, успокаивая.

Не согласится.

Не позволит ни отослать, ни откупиться, пытаясь загладить ту свою призрачную вину. И хуже всего, что Елена это прекрасно понимает.

– Ничего. – Дед оперся на трость, которая выглядела вызывающе обыкновенной, такая больше крестьянину подойдет, нежели князю. – После поговорим, авось и услышишь… Нехорошо опаздывать. А вот зверя твоего, девонька, оставить придется.

– Нет, – ответил Глеб. – Без защиты…

– Сам понимаешь, протокол… все ж его императорское высочество прибывает, так что со зверем нас и на порог не пустят. Ее не пустят, потому как правила – они на то и правила, чтоб блюсти.

Анна коснулась теплой чешуи. Оставить Аргуса? Пойти одной?

Нет, нет и нет… Она согласилась, да, но не на то, чтобы одной.

– Не спорьте. – Дед переложил трость в левую руку. – А ты, зверюга, домой иди… и сиди там тихонько.

Аргус зевнул и отвернулся.

Взглянул на Анну, ожидая подтверждения. И все на нее смотрели. Тоже ожидая? Наверное, она могла бы отказаться, отступить, заявить, что не знала, не хочет, и вообще ей дурно. Но Анна коснулась теплой чешуи и сказала:

– Иди домой. Я как-нибудь справлюсь.

– Мы, – поправил Глеб хмуро. – Мы справимся.

Дорогу Анна запомнила плохо.

Ей вдруг сделалось дурно, а нюхательные соли она оставила дома. И даже не помнила, где именно, потому как прежде не случалось в них нужды. Они и вовсе оказались в ее шкатулке случайно, присланные в подарок. Вот и…

Дурнота наползала.

И экипаж вдруг показался тесным, а еще донельзя громким. Сквозь тонкие стены его проникал каждый звук.

– На вот, глотни, – в руки сунули флягу. – И не стоит переживать. Я тебя не дам в обиду. Никто не даст.

Никто.

Слишком уж… никто и никогда… горькие травы, и горечь помогает. Да и дорога вдруг заканчивается.

Здание городской ратуши сияет. Оно будто пламенем объято, только розовым, зефирным и нестрашным. Еще золотым. Или вот голубым. Сотни шелковых фонариков меняли оттенки огня, пуская волну за волной.

– Позерство, – пробурчал дед.

Белые розы. Розовые эустомы того невероятного оттенка, который появляется только после воздействия. Золотая пыль на лепестках. Полузабытое ощущение сказки.

Распорядитель, встретивший гостей поклоном. И шелковые маски данью традиции. Зачем они нужны? Маски полупрозрачны, и рисунок на них меняется, то бабочки порхают, то…

Ткань вдруг становится зеркальной, и Анна видит себя.

А Глеб? Он тоже отражается?

– Ты красива, – повторяет он.

Да. И нет.

И ложь, Анна знает, что ложь, но как же хочется в нее верить. Музыка. Она тоже доносится будто бы отовсюду, поддерживая иллюзию сказочного сада, который раскинулся в бальной зале.

Паркет.

Трава у колонн. И сами они вдруг превращаются в дерева с плотной тяжелой корой, которая Анне напоминает чешую. Перекрученные стволы устремляются ввысь, чтобы там, у самого потолка, выпустить змеевидные ветви. А те переплетаются друг с другом. И в ветвях вновь же сияют огни. Звенят позолотой искусственные листья.

– А ничего размах. – Земляной поднял бокал с ближайшего подноса, понюхал и вернул. – У кого ж тут фантазия разыгралась?

Анна не знала.

И знать не хотела. Она… она вдруг словно потерялась в этом лесу, которого не существовало. Она не чувствовала отклика ни от деревьев, ни от травы, разве что цветы, пока еще живые, но запечатанные магией, готовы были отозваться, но… нет.

– Все хорошо? – Глеб был рядом.

И он не уйдет. Не бросит.

– Все хорошо, – она отозвалась и улыбнулась, и зеркало его маски отразило улыбку Анны, исказив ее, превратив в мучительную гримасу.

– Ты устала?

– Нет.

– Потанцуем?

– Я не умею… то есть… нас учили, но это было так давно.

– Время не имеет значения, – протянутая рука. И белая перчатка. Приглашение, от которого следовало бы отказаться, потому что Анна прекрасно понимает, насколько плохо она танцует.

Курсы… да, танцу там уделяли внимание. Примерно такое же, как и правилам ведения домовых книг. Или чистке столового серебра. Умению рассаживать гостей… Эта наука и тогда Анне не давалась.

Сказочные девы порхали над полом. Они гляделись настолько легкими, невесомыми даже… Магия?

Их учили с юных лет. Анна же…

– Просто поверь мне, – Глеб не собирался отступать.

– А трость?

– Трость вальсу не помеха.

Наверное. И да. И нет.

– Слушай музыку, – он держал крепко и в то же время мягко.

А тьма, та самая, которой боялись люди, окружила Анну невидимым коконом, нашептывая, что верить можно. И нужно. И что нет Анне дела до остальных, быть не может. Что они? Кто они?

Есть лишь она. И вот Глеб. И музыка. И еще светлячки, которые на тонких нитях спускались с потолка. Нити почти не видны, и кажется, что капли света просто парят в воздухе.

Анне надо успокоиться. Расслабиться. И поверить прежде всего самой себе. Тело ее помнит, прекрасно помнит. И оказывается, нет нужды считать про себя, молясь, чтобы не сбиться со счета. И оказывается, что в зеркале маски отражается не только Анна, но и сказочный мир вокруг. Мир, в котором не осталось никого, кроме нее и Глеба.

Разве возможно такое? Возможно.

– Мне нравится смотреть на тебя. Даже в маске, – Глеб касается маски кончиками пальцев. – Тебе идут ромашки.

– Ромашки? А у тебя зеркало.

– Я не совсем уверен, что это именно ромашки. Может, что-то другое, но цветы. А зеркало – это полезно.

Он не позволяет Анне упасть. Он кружит, и голова Анны тоже кружится. И она готова поверить сказке, когда музыка вдруг смолкает.