30
Если я сейчас признаюсь, что удивлена, это не отразит и стотысячной доли тех чувств, которые я испытываю.
Передо мной битый час сидит Михаил Юрьевич и перечисляет позиции накладных на отгрузку, не забывая при этом пояснять куда, кому и что мы должны доставить, где данные позиции хранятся у нас.
Дел накопилось много, и я ожидаю, что скоро он дойдёт до позиций, хранящихся на пятом складе, но передо мной ложится последняя накладная, а ни один из проблемных складов не звучит.
— Это всё? — Нетерпеливо спрашиваю у мужчины.
— А вам мало? — С усмешкой спрашивает он.
— Нет, ну что вы! Мне — достаточно. Где подписать разрешение на отгрузку?
— Вот эти акты, пожалуйста, — он придвигает мне папку. — Мы можем начинать работать в прежнем режиме?
— Боюсь, что нет, Михаил Юрьевич. Все отгрузки на неопределённый срок будем контролировать мы с Денисом Сергеевичем, поэтому я попрошу вас присылать все необходимые документы для ознакомления. Буду признательна, если поначалу вы лично будете комментировать, где, на каком именно складе хранятся необходимые позиции.
— Конечно, — снова усмехается он. — Вы считаете, что у нас проблемы?
— А у нас проблемы? — С улыбкой спрашиваю у него. — Вы, как самый главный человек по нашим складам, разве не должны были бы в этом случае рассказать мне о них?
— Вы очень похожи на своего отца, Лукерья. Со временем вы станете достойной заменой на его месте. Понимаю, почему он держал вас в тени всё это время. — Он смеётся. — И прекрасно понимаю желание вашего мужа держать вас в стороне. Законы бизнеса не для таких милых девочек. Берегите себя.
В его усмешке мне чудится предупреждение. Мужчина смотрит на меня смеющимися глазами, и мне становится страшно. Прячу под столом трясущиеся руки и внимательно изучаю акты. Сравниваю их с накладными. Мне плевать, сколько времени я отнимаю у этого большого начальника. И я делаю вид, что мне плевать на все его слова. Педантично сравниваю все позиции, проходящие по документации, и лишь после — ставлю размашистую подпись.
— Спасибо, Лукерья, — говорит мне на прощание Авдотьев, — с вами приятно иметь дело. Теперь вы — главное украшение нашего офиса.
— Не забудьте ставить меня в известность обо всех предстоящих отгрузках, — напоминаю ему. — Хорошего дня, Михаил Юрьевич.
Когда он уходит, я наконец выдыхаю. Но долго расслабляться мне не дают.
Телефон пиликает от входящего сообщения. Незнакомый номер.
«Не думай, что калека в безопасности, только потому, что она больше не в больнице».
К сообщению прикреплена фотография.
Вдоль позвоночника разливается липкий холод.
Сквозь занавески и жалюзи собственной кухни вижу очертания соседского дома. Калитка между нашими участками приоткрыта. Это значит — Денис там. У матери. Сейчас. Когда в нашем доме присутствует кто-то чужой.
Дыхание перехватывает от сковывающего ужаса. К горлу подкатывает тошнота. Пока я судорожно соображаю, что должна делать в этой ситуации, телефон гудит снова.
«Даже не думай рассказать мужу о нашем маленьком секрете».
А следом прилетает фото, на котором Денис уже прикрывает калитку с нашей стороны забора.
Трясущимися руками я набираю номер мужа и слушаю бесконечно-длинные гудки.
— Луковка? Всё в порядке? — Слышу его голос и протяжно выдыхаю.
— Денис, ты где?
— Дома, только помог маме с Евой разгрузить вещи, сейчас заскочу к нам и выдвигаюсь в сторону офиса.
— Денис, забери меня. Сразу. Пожалуйста. Не нужно терять время дома. Я прошу тебя!
Кажется, я плачу. Я теряю связь с реальностью, лишь бессвязно бормочу что-то себе под нос.
— Чёрт, Лукерья, я сейчас приеду. У тебя голова разболелась? Взять таблетки?
— Нет! Не заходи домой! Просто приезжай ко мне!
— Ладно-ладно, — успокаивает он со смешком. — Не знаю, что на тебя нашло, но я уже открываю дверцу и устраиваюсь за рулём.
— Поставь на громкую связь, Денис! Не вешай трубку! — Упрашиваю я.
— Ты в порядке? — Моментально ориентируется Денис. — Тебе кто-то угрожал? Напугал тебя?
— Нет, — торопливо отвечаю ему, — нет. Ничего такого. Просто… Ты нужен мне! Немедленно! Прямо сейчас!
Я стараюсь не отвлекать его от дороги, но муж сам выводит меня на разговор. Чем дальше он уезжает от дома, тем больше я успокаиваюсь. Я боюсь за Лину, но ещё больше я боюсь, что пострадает единственный самый близкий мне человек. Я не могу остаться без него. И я никогда не прощу себе, если потеряю его из-за этого дурацкого наследства.
Денис расспрашивает меня о том, как прошла встреча с Авдотьевым, и я подробно пересказываю ему нашу беседу.
— Лукерья, я уже подъезжаю к парковке, — говорит Денис.
— Ладно, я тогда дойду до уборной, и буду ждать тебя в кабинете.
— Как скажешь, маленькая.
На этаже пустынно. Весёлое эхо моих шагов разлетается вокруг, пока я проделываю ставший уже привычным путь до огромного пафосного туалета.
Но, едва я заканчиваю свои дела и покидаю кабинку, как чувствую неладное. Когда на меня кто-то налетает, я сперва не понимаю, что происходит. Акманов решил пошутить?
Но моё тело, прижатое к дорогущей плитке на стене, моё лицо, отражающееся в выдраенном до блеска глянце, и тяжёлое дыхание мужчины с незнакомым запахом — всё это буквально кричит мне, что это не дурацкий розыгрыш моего мужа.
Этот человек вжимается пахом в мои ягодицы, а его руки шарят по талии и бёдрам.
— Ты была непослушной девочкой, плохо, очень плохо себя вела, — шепчет он мне на ухо и облизывает ушную раковину. — Ты чуть не выдала наш секретик.
Божечки, ну что за больной ублюдок!
— Ты хочешь, чтобы твоя подружка-калека задохнулась ночью? Я слышал, что такое часто случается с инвалидами: такими хрупкими, немощными, бесполезными, совсем как твоя соседка! Ты хочешь этого, а?
— Нет, Господи, конечно, нет, — хрипло шепчу я пересохшими губами.
— Тогда забудь о своей привычке жаловаться мужу, цыплёночек. Теперь всё иначе. Теперь у нас с тобой есть общая тайна. Мы как любовники, и ты должна крепко держать язык за зубами, иначе калеке не поздоровится. А чтобы ты яснее воспринимала выражение «как любовники», я добавлю немного красок, — он мерзко смеётся и прислоняется губами к моей шее.
Всасывает в свой рот мою кожу, оставляя отметину. Мне так противно, что тошнота подкатывает к самому горлу, и я пытаюсь вырваться. А когда мужчина наконец ослабляет хватку, еле успеваю сделать несколько шагов и склониться над раковиной.
Мой мучитель наблюдает со стороны.