— Потому что он был последним человеком, который видел живого Каретникова. Вот смотри: все ушли, они остались вдвоем, возможно, выпили еще. И что бы помешало Стрелкову сыпануть приятелю отравы?
— Предварительно раскрутив его на прощальную записку, — подсказала Нина.
— Да, получил записку, отравил, уложил и спокойно пошел спать к бутафорам. А утром — ах, кто бы мог подумать!
— Не знаю, это как-то очень уж… прямолинейно, — продолжала сомневаться я. — Это у нас Сухарев привык того, кто ближе всех к трупу оказался, главным подозреваемым делать.
Гошка сразу насупился, а Баринов покачал головой:
— Методы Евгения Васильевича тебе могут не нравиться, но раскрываемость у него на уровне…
— А меня другое интересует, — снова вступила Ниночка, — в свете последних событий что мы будем делать?
— А что для нас изменилось? — немного удивился шеф. — У нас есть клиент, который поручил нам найти убийцу Галины Костровой. Или Рестаев поверил, что его жену молодой любовник на тот свет отправил?
— Не поверил. — Гоша даже усмехнулся, вспомнив, как Андрей Борисович бегал по кабинету, нелепо взмахивая руками и выкрикивая: «Не верю! Алексей не мог! Он негодяй, подлец, распутник, но не убийца! Не верю и никогда не поверю!»
— Значит, продолжаем работать. С учетом того, что, очевидно, этот же душегуб и Алексея Каретникова жизни лишил. Так что по сторонам будете вдвое внимательнее смотреть. Кстати, Рита, ты с директором поговорила насчет звонков? Что ему известно?
— Ой, совсем забыла. — Я хлопнула себя по лбу. — В смысле не поговорить забыла, мы с ним вообще не встретились, со всеми этими событиями… я забыла доложить, что Андрею Борисовичу звонила жена. Галина Кострова — она неплохой имитатор, вот и развлекалась таким образом.
— Развлекалась? — не понял шеф. — Поливая мужа помоями по телефону?
— Такие у нее были представления о смешном. — Я развела руками. — Барыня шутить изволили.
— М-да… — протянул Баринов. — Информация точная?
— Весь театр знает, — хмуро подтвердил Гошка. — Кострова и не скрывала, даже хвасталась. Если бы Рестаев заикнулся приятелю своему, Феликсу, или хотя бы Холодовой, они бы ему рассказали… а так — неудобно. Он молчал и все молчали.
— Н-ну, что ж. — Шеф кашлянул и слегка оттянул ворот рубашки, словно тот вдруг сдавил ему шею. — Значит, первый договор с Рестаевым закрываем. Но клиенту об этом пока говорить не будем, не ко времени оно как-то. — Он снова кашлянул. — Пусть ее хоть похоронят, что ли… С вас полный отчет, но это тоже, когда свободное время будет. А пока возвращайтесь в театр и еще раз осмотрите гримерные Костровой и Каретникова.
Я взглянула на часы — без десяти восемь, нормально. Это всякие конторы-офисы уже закрыты, а в театре, при обычных условиях, разгар рабочего дня. Вот только сегодня-то спектакль отменили…
— Там опечатано, — напомнил Гоша.
— Это даже хорошо, значит, никто до нас пошариться не успеет. Не теряйте времени, отправляйтесь, а я Сухареву позвоню, получу разрешение. Закончите — возвращайтесь. А мы пока запись с камеры просмотрим, и Нина копию для Сухарева сделает. Вряд ли, конечно, там что-то интересное есть, ставили-то, оказывается, на Кострову…
* * *
— Кого на помощь позовем, Рестаева или Феликса? — уточнила я, устроившись за рулем.
Мы, конечно, не полиция и при обыске не обязаны приглашать понятых, но всегда полезно иметь независимого наблюдателя.
— Лучше Рестаева, — равнодушно ответил Гоша. — Заодно и понаблюдаем за ним.
Нет, Гошка, в отличие от Сухарева, вовсе не считал Андрея Борисовича главным подозреваемым, но и совсем из списка не вычеркивал.
Пока мы ехали, напарник позвонил главному режиссеру и очень вежливо, по всем правилам куртуазности, сообщил ему, что мы возвращаемся в театр по срочному и важному делу, и уточнил, не окажет ли нам уважаемый Андрей Борисович такую любезность и не затруднит ли его необходимость вернуться на рабочее место для встречи с нами…
Андрей Борисович не менее вежливо заверил, что, разумеется, он будет счастлив помочь, тем более что возвращаться ему никуда не нужно, так как в данный момент он находится в своем кабинете…
Они едва успели закончить эти взаимные расшаркивания к тому времени, как я припарковалась у театра.
Рестаев, как и сказал, находился в своем кабинете. Еще более похудевший и побледневший, он сидел за столом и перебирал какие-то бумаги.
— Вот, просматриваю состав, — слабо улыбнулся Андрей Борисович. — Галю, конечно, не заменишь, но не снимать же все спектакли с афиши. Хотя «Гамлета», наверное, придется… или кого-то приглашать на Офелию? А ведь еще и Алексей… Лаэрта теперь тоже нет. — Он резко, глубоко вдохнул, почти всхлипнул и с силой потер ладонями щеки. — Впрочем, вам это, наверное, неинтересно. Что вы хотели?
Наша просьба — разрешить осмотреть гримерные — его удивила, но возражать он не стал. Собрал разложенные по столу бумаги в три аккуратные стопочки, встал и уточнил деловито:
— Откуда вы собираетесь начать?
* * *
Начали мы с женской гримерной.
Небольшая комната, и в ней четыре, так сказать, рабочих места для актрис. То есть четыре однотумбовых стола с одним большим ящиком под столешницей и четырьмя ящиками в тумбочке. На стенах, соответственно, прикреплены большие зеркала, а на самих столах — щедрая россыпь разных баночек-тюбиков-коробочек. Дополняли меблировку четыре довольно изящных полукресла, двустворчатый шкаф-купе и большой кожаный диван. Стиль «честная бедность», как говорит моя сестренка.
Пока я оглядывалась по сторонам, Гоша, не раздумывая и не задерживаясь, прошел к столику у окна:
— Этот?
— Этот, — кивнул Рестаев. — А как вы догадались?
— Есть признаки, — неопределенно ответил Гошка. — Мы здесь осмотримся немного?
— За этим вы и пришли. — Режиссер прошел к дивану и сел. Вытянул ноги и пожаловался: — Набегался сегодня… Я вам нужен сейчас?
— Только как свидетель. Активных действий от вас не требуется, так что отдыхайте.
— Да какой теперь отдых, сто тысяч вопросов в голове. Взять хотя бы «Горе от ума», с ним просто беда! На Софью еще можно Таню Солнцеву попробовать, она как раз вот за тем столиком сидит… но не знаю, не знаю. Молода еще, опыта главных ролей нет. Но это ладно, все мы когда-то начинали, и если она постарается, то, может, и будет все хорошо. Но что делать с Молчалиным? Впрочем, вам это неинтересно, это наши дела, театральные.
— Ну почему же? — рассеянно откликнулся Гоша. — Ваши театральные дела нас сейчас очень даже интересуют. Солнцева, говорите? А кто еще может претендовать на роль Софьи?
— Да выбор-то не особенно большой. У меня, видите ли, правило: возрастных актрис на роли девушек не ставить. Кроме Солнцевой, есть среди молодежи пара подходящих, например, Катя Терпилова и Настя Огородникова, но не знаю пока. Может, со стороны придется кого-нибудь пригласить, хотя не люблю я этого — с приглашенными всегда сложнее работать… Рита! А зачем вы это записываете? — Он заметил блокнот и ручку в моих руках и заметно встревожился. — Что? Я надеюсь, вам не пришло в голову, что это кто-то из девочек таким образом, отравив Галю, решил получить главную роль? Это же нелепо подозревать их, это ни в какие ворота!..