— Я давно не подходила к пианино. И боюсь…
— Но не настолько, чтобы спотыкаться на каждой клавише.
— Вы оптимист, сэр.
— Кстати, насчет архитектора… если вам удобно, он придет завтра.
Лили наклонилась вперед, и Найт заметил, что ее правая рука, сжатая в кулак, легла на стол рядом с тарелкой:
— Я не хочу чтобы… вы портили себе жизнь из-за нас, по крайней мере, больше, чем сейчас. Не стоит рушить стены и устраивать новые комнаты. Я постараюсь держать детей подальше от вас. И еще… я не желаю, чтобы вы считали, будто обязаны…
— Вижу, вы стараетесь отказаться от всего, Лили. Но знаете, когда-то на третьем этаже была детская, а потом там устроили комнаты для слуг. Я не могу их срывать с насиженного места. Значит, остаются второй этаж и несколько свободных спален. Так что придется обойтись тем, что есть. Не беспокойтесь, перестройка только повысит ценность дома, если в будущем какой-нибудь шалопай из моих наследников решится его продать. К слову говоря, я не чувствую себя обязанным делать что-то, просто поступаю, как считаю нужным. Надеюсь, теперь все выяснено?
Вместо ответа Лили вопросительно взглянула на него:
— Не хотите еще немного сливового пудинга, милорд?
— Найт, пожалуйста, и никакого пудинга. Я желаю только одного — погрузиться в волны звуков и услышать, как вы совершаете путешествие в мир Бетховена.
Лили и вправду давно не занималась музыкой, но все же играла достаточно хорошо, чтобы Найт полностью расслабился и отдохнул. Он даже не переворачивал страницы нот, а просто сел напротив и наблюдал за лицом Лили во время игры. Как Найт хотел, чтобы она была старой клячей! Как жаждал, чтобы у нее оказался характер базарной торговки! Как мечтал, чтобы дети оказались мерзкими гнусными негодниками!
Ему еще далеко не сорок. Осталось тринадцать лет. И тут возникла Лили.
Найт нахмурился. Она была замужем за Трисом и овдовела лишь два месяца назад. Она скорбит по усопшему мужу. Что за идиотские мысли лезут в голову!
Он резко встал, едва дождавшись конца третьей части сонаты до-мажор.
— Я ухожу, Лили. Спасибо за игру. Увидимся завтра.
«Днем. Только днем. В полумраке, при свете свечи, я сгораю от желания овладеть тобой».
Лили поднялась, но ничего не успела сказать. Найт исчез. Девушка озабоченно покачала головой. Она, кажется, ничем его не обидела. Неужели так отвратительно играла?
Выйдя из гостиной, девушка поднялась наверх. Всего девять вечера. Есть еще время поиграть с Тео и Сэмом. Лора Бет давно уже спит, как всегда раскинувшись посреди кровати.
Через два дня Найт Уинтроп, восьмой виконт Каслроз, стал официальным опекуном троих детей двоюродного брата.
Глава 7
Бой никогда не был в Лондоне, но сразу же почувствовал себя как дома. Главное, здесь все говорили по-английски. Какое счастье слышать родную речь после Франции и Брюсселя, где целый день в ушах звенит от жеманного сюсюканья этих лягушатников.
Монк, уроженец Лондона, повел его по всем знакомым портовым притонам, где приятели жадно вдыхали вонь кривых переулков и удушливые запахи грязных кабаков, казавшиеся им истинной амброзией.
— Наконец-то, Бой, — выдохнул Монк, сделав огромный глоток теплого эля. — Мы найдем чертова лорда и эту крошку, подстилку Триса, не сомневайся. Поверь, все это легче легкого, сущие пустяки. Зато, малыш, я покажу тебе настоящую жизнь!
— Угу, — согласился Бой, пытаясь говорить членораздельно. — Я люблю Лондон.
— Давненько я не был здесь, — пробормотал Монк, плотоядно подмигивая грудастой служанке. — Давненько.
— Ч-чудесный г-горд, Лондн.
— О, да. А в девяносто втором был еще лучше. Тогда я был совсем постреленком, и стражники сцапали меня, стоило мне только запустить лапу в карман какого-то купчишки. Я, конечно, смылся. Мать к тому времени отдала концы. Я остался совсем один и через два года нашел тебя в Ливерпуле, помнишь? Потом мы отправились во Францию с тем, что успели стянуть у леди Кактаме в Дувре.
Эль лился рекой, истории следовали одна за другой, и вскоре приятели дружно храпели, положив головы на стол и ни на что не обращая внимания.
Бой хотел увидеть все достопримечательности, особенно лондонский Тауар, и Монк, чувствуя себя вершителем судеб, полный великодушия и благородства, повел приятеля к тому месту, где прелестная леди Джейн Грей
[6]
когда-то лишилась головы. Зато оба старательно избегали Боу-стрит
[7]
.
Джулиан Сен-Клер, граф Марч, уселся рядом с Найтом в читальной комнате Уайт-клуба и без предисловий заявил:
— По городу пошли слухи, Найт. Самые неприятные. Возможно, все из-за того, что мы так громко высмеивали тебя и совсем не обращали внимания на тех дураков, которые вертятся рядом. Кроме того, нескольким таким посчастливилось видеть тебя в Пантеон-Базар.
Найт, отложив «Gazette», внимательно посмотрел на друга:
— Понимаю. Пожалуйста, продолжай, Джулиан.
— Мне отвратительно повторять это, но все считают Лили твоей любовницей, а малышку Лору Бет, естественно, твоей дочерью, К сожалению, у нее волосы почти такие же черные, как у тебя.
— Не замечал, но, по-видимому, ты прав, — кивнул Найт с ошеломленной улыбкой. — Однако глаза у нее темно-синие, совсем непохожие на мои.
— По-моему, сплетники не смеют утверждать, что все дети — твои. Ведь старшему уже девять, не так ли? Ты должен был обладать необыкновенной мужской силой к семнадцати годам, чтобы стать его отцом.
«А Лили тогда было всего десять, — подумал Найт, но ничего не сказал вслух, не желая, чтобы Джулиан узнал, как его кузен, женившись на пятнадцатилетней девочке, немедленно наградил ее ребенком».
Он попытался вслушаться в то, что говорил друг. Конечно, до самого Найта доносились какие-то слухи, некоторые знакомые холодно кивали при встрече, но он ни на что не обращал внимания. Какая бессмыслица! Никто из них не сделал ничего плохого, и он не давал себе труда задуматься над всей этой чушью. Однако, если Джулиан настолько встревожен, чтобы рассказать обо всем другу, значит, дело плохо. Хуже, чем плохо, невыносимо. Найт тихо выругался.
— Согласен, — кивнул Джулиан. — Все твои друзья и я тоже пытались рассказать правду, но это похоже на катящееся по склону колесо, и крупица истины мгновенно обрастает всякими домыслами. К несчастью, обществу просто нечем сейчас пощекотать себе нервы, никакого более пикантного скандала не случилось, и тут подвернулся ты. — Он усмехнулся:
— Никогда не видел свою жену в таком гневе. Она едва не убила леди Грегорсон вчера, на музыкальном вечере — отвратительно тоскливая штука, кстати говоря. Какое-то визгливое сопрано из Милана.