– Тендер у него отобрали?
– Пока нет, поставили на паузу, решают, что делать. Думаю, Морозов попытается Штерна свалить. Он пока, инсценировав сердечный приступ, под видом лечения в западной клинике, быстренько свалил за границу. Ждёт, когда тебя окончательно возьмут за одно место, чтобы заставить отдать ему свою долю.
– Допустим, всё это так и есть. Но для меня остаются непонятными два вопроса. Во-первых, как Морозов получил доступ к моей части документации? И, во-вторых, какую роль в этой истории играете вы? Валерий Георгиевич, вы же никогда ничего не делаете просто так. Какой тут лично у вас интерес?
– А ты сам что думаешь на этот счёт?
Молчу. Не рискую озвучить свои мысли. Как ни крути, а это слишком серьёзное обвинения. Доказательств у меня никаких нет. Есть только один человек, который теоретически мог как-то добраться до документов… Хотя это на грани научной фантастики.
– Ну же. Неужели не догадываешься до сих пор?
– Инга? – всё-таки рискую озвучить.
– Наконец-то…
– Но ей это зачем?
– Месть, – выдыхает тоном, будто это само собой разумеется. – Согласись, во всей этой истории тебя больше всего срубила именно потеря технологии. Так что Инга тебя уделала.
– Да, – вынужден признать его правоту.
– И она это понимала. Потому что точно так же одержима своей работой, как ты. И мыслит как ты, знает твои уязвимые места.
– Но зачем это ей? Это же глупо… А Инга никогда не совершает необдуманных поступков…
– Преданная женщина, чтобы отомстить обидчику, готова на многое. Мозг блокируется, решения принимают другие центры.
– Что за чушь? Я не изменял ей, не давал повода! Она не может меня упрекать в том, что я не бросил своих детей! Мало ли, что было в моей жизни до неё! Я даже вопрос о разводе не поднимал – выжидал окончания её проекта, чтобы не слишком травмировать и не выбивать из творческого равновесия.
– Инга знала, что ты её бросишь. А она слишком сильно любит тебя…
– Любит? Инга? Это она вам сказала?
– Я это и без слов знаю. Она выросла не слишком ласковой девочкой. Наверное, ей надо было родиться пацаном. А может, я её такой воспитал… Слишком умная, слишком холодная снаружи и слишком горячая внутри. При её самомнении и амбициях оказаться брошенной ради, уж извини за прямоту, женщины, которая и рядом с ней не стояла… В общем, умная обиженная женщина – это гремучая смесь… Думаю, я сам её такой сделал. Финансировал и поощрял её стремление к учёбе, самосовершенствованию, самореализации… Да и вообще…
– И вы хотите разрулить это так, чтобы она вышла сухой из воды?
– Угадал. Я не могу позволить посадить тебя в тюрьму и лишить всего. Я, конечно, не пушистый зайка, но понятия о чести и порядочности имею. Готов обеспечить тебя доказательствами для суда в обмен на то, что имя моей дочери нигде фигурировать не будет. Я закрыл глаза на то, что ты разбил её сердце, но не позволю угробить ей карьеру.
Преступник должен быть наказан, иначе почувствует вседозволенность. Но Жарков не оставляет мне выбора.
– А если она будет искать другие способы отомстить мне, Айлин или моим детям?
– Не могу тебе поклясться, что этого не произойдёт. Но обещаю сделать всё, чтобы этого не случилось. Морозова всё равно посадить не получится. Как ни крути, а документация принадлежала его фирме, получается, он её сам у себя украл. Так что если ты не выдвинешь обвинение против Инги, всё и без тебя замнут.
Не доверяю Жаркову. Он – ни разу не укротитель змей. А в том, что моя бывшая жена – змея, я уже не сомневаюсь. Сразу её заподозрил, потому что больше некому. Но понимал, что в одиночку она бы это не провернула. Конечно, удивлён, что Морозов позвал её на помощь. Но он наверняка тоже понимал, что развод неизбежен, и вложил Инге в руки орудие мести, получив от этого куда большие дивиденды.
– Куда тебя отвезти? – спрашивает бывший тесть, когда мы выходим из ресторана.
Называю адрес Лины. Мне нужно к отцу, но пару часов разговор с ним подождёт. Жарков неодобрительно качает головой, но отдаёт водителю распоряжение.
Едем молча. Всё уже сказано. Впереди у меня сплошная неопределённость. Надеюсь, справлюсь…
Но один определённый ответ мне необходимо получить уже сегодня. От него зависит, вырастут у меня крылья или опустятся руки.
Дурею от мысли, что пока был в СИЗО, у Лины мог появиться мужчина. Не имею права её упрекать. Но не представляю, как смогу дышать, если узнаю об этом… Пусть лучше откажет, пусть будет не готова, пусть попросит время, чтобы ещё подумать… Я найду способ уговорить, убедить, заставить в конце концов…
Айлин открывает двери, глаза расширяются, она прикрывает рукой рот, чтобы не выдать своего удивления.
– Привет, – стараюсь говорить ровным голосом. – Ты одна?
– Нет, дети дома.
И вроде бы между словами “нет” и “дети” паузы нет, но я успеваю несколько раз уронить сердце и с трудом подобрать его с пола. У меня слишком расшатаны нервы…
Дети – это хорошо. Слышу, как они музицируют. Сам себе улыбаюсь. По ним тоже ужасно соскучился.
– Тебя отпустили?
– Ещё не совсем, но я работаю над этим.
Не дожидаясь приглашения, вхожу, отодвигаю Лину от двери и разуваюсь. Говорить тяжело, будто в горле что-то застряло и каждый издаваемый звук причиняет боль.
Молча беру Айлин за руку и веду в её комнату. У меня только один вопрос…
– Лина, ты по-прежнему одна? Или?
Она почему-то напугана. Я же не груб с нею! Может, она боится сказать мне правду?
– Просто ответь, у тебя кто-то есть? – давлю, но иначе не получается.
Мотает головой.
– Никого. Я…
Тяну её на себя. Плохо контролирую свои эмоции, я сейчас неадекватен. Слишком много во мне накопилось. Прижимаю Лину к себе одной рукой за поясницу, другой – за шею. Крепко, чтобы даже не надеялась вырваться.
– Лёня, что ты делаешь?
К чёрту разговоры! Она моя! Я чувствую… Касаюсь её губ, аккуратно пробую их на вкус. Не хочу пугать, но терпения больше нет…
Глава 21
Айлин
Я взволнована появлением Лёни, теряюсь и не знаю ни что делать, ни что говорить. Стою, как истукан, будто время замерло и жизнь остановилась. Я так боялась и переживала за него все эти недели! И хотя Галина Степановна уверяла, что его не посадят, успокоиться и ждать суда никак не получалось. Слишком свежи в памяти были воспоминания о допросе, который мне пришлось пережить в этом страшном заведении…
Лёня похудел, осунулся, выглядит уставшим. Ему там пришлось несладко… Душа болит за него. Хочу пожалеть, но вдруг он не приемлет жалости и начнёт огрызаться, как мой отец? Он – не мой мужчина… Кажется, я совсем не знаю его нынешнего. И это слегка пугает.