— Прости, но это уж слишком! Ну а теперь. дорогая жена, позволь мне обтереть тебя. Лежи смирно, сейчас принесу мокрую салфетку.
Пока он водил по ее разгоряченной коже влажным теплым полотенцем, Ариель почувствовала себя немного спокойнее.
— Тебе не больно? — спросил Берк.
— Только немного саднит, вот и все.
— Я слишком забылся. Ну вот, теперь лучше? Он слишком сильно прижимал к ней полотенце, и Ариель неожиданно смутилась. Как глупо: в конце концов, Берк ее муж и знаком с ее телом так же хорошо, как она сама, но все же…
— Д-да, — с трудом выговорила она. Берк вытер ее насухо, и прежде чем она успела пошевелиться, нагнулся, раздвинул нежные створки, отыскал набухший бугорок и поцеловал.
— Берк!
— Тише…
Он продолжал ласкать ее, язык гладил и проникал все глубже, и Ариель стало так стыдно, что она судорожно дернулась, пытаясь отстраниться. Берк поглядел в ее разгоряченное лицо и улыбнулся.
— Ты прекрасна, — просто сказал он, и Ариель поняла, что он говорит этот совершенно искренне.
— Мое лицо?
— Это тоже.
— О…
— Снова вернулись к междометиям, дорогая? Это я виноват?
— Не знаю… не уверена, что ты должен делать это… О, милый!
Берк рассмеялся, снова поцеловал ее, нежно погладил густые рыжие локоны и лег рядом.
— Ну а теперь давай поговорим. Думаю, удастся собрать силы на пятиминутную беседу.
Ариель уткнулась лицом в плечо мужа. Она действительно не представляла, что мужчина способен на такое. Все это так странно, тревожно и настолько смущает… Но тут перед глазами встала постыдная сцена: она обнаженная, на коленях, ласкает ртом мужскую плоть… Ариель подавила рыдание.
— Что с тобой? — немедленно встревожился Берк. Он ожидал, что она может смутиться, но такое?!
— Ну же, милая, скажи, в чем дело?
— Я как раз вспоминала, как должна была стоять на коленях и…
Она не успела договорить: Берк прижал ее к себе.
— Знаю. Знаю. Все хорошо. Тише. Тише… Он глубоко вздохнул и поцеловал ее в макушку.
— Ты сама хочешь поговорить с Доркас завтра или лучше я?
Он почувствовал, как Ариель мгновенно встрепенулась.
— Я сама поговорю с ней. Берк.
— Может, она появилась, потому что услыхала, как ты стонешь от наслаждения, и не могла этому поверить.
— Да, — мрачно подтвердила Ариель. — вероятно.
Берк погасил свечи.
— Давай спать поскорее, а то меня снова одолевают вожделение и ненасытная похоть.
Он услыхал ее тихий смех в темноте и улыбнулся. Стоял тот ранний предрассветный час. неясный серый свет только начал пробиваться в спальню. Берк повернулся во сне, чуть отодвинувшись от Ариель, и. почувствовав холодное дуновение ветерка, проснулся. Подняв веки, он уставился в лицо Доркас.
Глава 19
Именно ее глаза, невидящие, словно затянутые дымкой — суженные зрачки светятся, словно у кошки в полутемной комнате, — заставили Берка мгновенно очнуться. Он успел заметить поднятую руку, блеск клинка, направленного прямо в сердце Ариель. Берк закричал, ударил Доркас по руке, пытаясь выбить нож и одновременно прикрывая Ариель собой, тут же почувствовал, как входит в тело острие, и вздрогнул от смертельного холода, но почти сразу же пришло благословенное онемение. Он уже испытал нечто подобное раньше и знал, что это означает.
Ариель пробудилась от тяжести обмякшего тела Берка и его вопля и медленно подняла голову:
— Доркас! Нет!
Она увидела кинжал, с кончика которого падали кровавые капли, заметила, как старуха снова подняла руку, готовясь ударить. Берк отчаянно пытался закрыть ее, и Ариель, ощутив, как пальцы коснулись чего-то липкого, поняла, что муж ранен. С силой, которую она в себе не подозревала, Ариель отпрянула от него и подняла перед собой подушку; нож вонзился в нее по самую рукоятку, на какой-то дюйм не дойдя до горла Ариель. Она не боялась за себя, но была смертельно испугана, что Берк может умереть. Вопль бешенства вырвался из горла Ариель, когда Доркас вытащила нож из подушки. Она ринулась на старуху, с силой ударила ее о ночной столик. Кинжал вылетел из пальцев Доркас и, звеня, покатился по деревянному полу. Безумная что-то орала, выплевывая грязные злобные ругательства, тяжело дыша, пытаясь наброситься на Ариель с кулаками.
Ариель слышала, как Берк кричит что-то за спиной, но, не обращая на него внимания, подняла ногу, и ее колено с размаху врезалось в живот старухи. Доркас пронзительно взвыла и согнулась, обняв себя руками. Ариель влепила кулак ей в челюсть, и Доркас мешком свалилась на пол.
Ариель постояла над ней несколько мгновений, пытаясь отдышаться; нечеловеческая энергия и страх все еще держали ее в своих тисках.
— Ариель!
Развернувшись, она увидела стоявшего у постели Берка. Одной рукой он вцепился в столбик кровати, другой — держался за раненое плечо. Сквозь растопыренные пальцы сочилась кровь, капала по груди. Ариель уставилась на мужа, не в силах осознать происходящее. Немного придя в себя, она быстро схватила халат, сунула руки в рукава и метнулась в коридор, вопя что есть сил:
— Алек! Найт! Перси!
Она повторяла их имена снова и снова, пока в коридор не выскочил Алек, натягивая на ходу халат.
— Какого дьявола! Ариель!
— Скорее! Это Берк!
Ариель вбежала обратно в спальню. Берк обессиленно прислонился к кроватному столбику. Грудь и руки окрасились в ярко-алый цвет. На полу лужа крови. Даже ноги в багровых пятнах. Все это Ариель видела словно сквозь дымку.
— О Господи! что здесь творится?
Ариель почувствовала, как некое странное спокойствие снизошло на нее. Сама она не понимала, что это шок, но Алек опытным глазом распознал симптомы и, взяв ее за руки, начал растирать ладони. Ариель медленно, раздельно выговаривая слова, словно ребенок, отвечающий урок взрослому, произнесла:
— Доркас пыталась убить меня. Берк спас мою жизнь. Он ранен. А, Найт, вот и вы наконец. Пожалуйста, немедленно пошлите кого-нибудь из слуг за доктором Броуди. Спасибо.
Ариель повернулась, переступив через Доркас, все еще лежавшую без сознания, и подошла к мужу.
— Садись, — велела она и, намочив в тазике полотенце, сложила его и прижала к ране.
— Позволь мне сделать это, Ариель, — очень мягко попросил Алек. — Я сильнее, и кроме того. нужно остановить кровотечение.
Он не добавил, что Ариель держит полотенце не в том месте. Но она взглянула на него, и Алек почувствовал, что внутри у него все перевернулось при виде этого растерянного, почти детского личика.