Следов веревок не было ни на локтях, ни на запястьях, ни на щиколотках. Покойный был атлетического телосложения, высок и силен, и все-таки убийца его одолел, напав со звериной жестокостью.
Ты знал убийцу, поэтому и не защищался. О чем ты думал, когда понял, что умираешь?
Выражение лица жертвы не давало ответа на этот вопрос. Губы сжаты, а глаза…
Труп оставили между сточной канавой и туристической тропой. Именно здесь несколько часов назад на него и наткнулся турист.
Ошибки быть не могло: убийца намеренно не спрятал труп.
— Следов сексуального насилия нет, однако убийца раздел жертву.
Начальник местной полиции сообщил, что убитый — отец семейства, который пропал два дня назад, после того как отвез сына в школу. Машину обнаружили в сотне метров от тела, в овраге, среди деревьев. Ее столкнули вниз. На земле — отпечатки шин и обуви.
— Убийца ушел пешком. Следы ведут в лес.
Комиссар Батталья выключила запись и посмотрела в небо. Над их головами с громким карканьем пронеслась стая ворон. Нависшие тучи предвещали скорую метель.
Нельзя было терять ни минуты. Следовало пошевеливаться.
Комиссар поднялась и услышала, как захрустели суставы. Слишком много дней в своей жизни она провела на корточках. А может, дело в возрасте? Или в лишних килограммах?
— Поторопитесь с осмотром, — приказала она.
Криминалисты безмолвными белыми тенями выискивали фрагменты, невидимые нетренированному глазу. Фотографировали, брали образцы, фиксировали. Цепочка расшифровки ДНК, закрутившаяся здесь, завершится несколько часов спустя в Институте судебной медицины, в городе, в сотне километров отсюда.
Завидев полицию, к месту происшествия потянулись зеваки. Кучка туристов и местных толпилась под деревянным знаком, указывающим путь к ближайшему населенному пункту — Травени. Каких-то четыре километра. Местные выделялись на фоне остальных своими обветренными смуглыми лицами. Так обгорают не на горных лыжах, а от перепадов температур и порывов ветра.
— Мы нашли одежду, — раздался крик из леса.
«Это же пугало», — сперва подумала комиссар.
Видневшаяся среди кустов ежевики непонятная фигура из веток, веревок, листьев и окровавленной одежды казалась инородным телом.
Голову смастерили из майки убитого, набив листьями и соломой, а глаза — из двух алых ягод. Куртку и штаны нацепили на деревянную палку-скелет, а часы привязали к ветке, имитирующей запястье. Рубашка, насквозь пропитанная кровью, задеревенела на холоде. Невозможно было определить ее первоначальный цвет.
Подошел полицейский.
— Следы теряются через сотню метров к северу, в скалах, — доложил он.
Преступник знал, как замести следы. Похоже, он местный и прекрасно знаком с окрестностями.
Комиссар снова поднесла микрофон ко рту, уставившись на поляну, где поваливший пару минут назад снег застилал нечеткий силуэт покойника. Кто-то спохватился и накрыл труп.
— Этот фетиш — сам убийца, — проговорила она. — Он дал нам понять, что любовался делом своих рук.
Внезапный шум сбил ее с мысли. Она напрягла слух, стараясь определить источник звука. Мимо патрульных машин из леса к поляне спешил человек, то и дело увязая в липкой грязи. Однако он и не думал сдаваться. Сшитый на заказ развевающийся пиджак да мокрая от снега и грязи рубашка — вот и все, что защищало его от непогоды. Несмотря на решительный вид, лицо молодого человека покраснело от напряжения. Или, быть может, от неловкости и стыда.
Догадавшись, кто спешит к ним навстречу, комиссар выругалась:
— Дерьмо!
3
Массимо увяз в топкой грязи по самые щиколотки.
Его лицо отражало целую гамму чувств: злость, отчаяние, неловкость, но в первую очередь — стыд. Он ковылял по поросшим травой кочкам, которые предательски проваливались под ногами в илистую жижу.
Все внимание криминалистов сконцентрировалось на нем: теперь они — его новая команда после перевода с прежнего места работы. Он понимал, что новый начальник тоже не спускает с него глаз.
Недавно начавшийся снег теперь валил крупными хлопьями. Попадая на его пылавшие щеки, снежинки моментально таяли.
Набравшись храбрости, Массимо посмотрел перед собой. Должно быть, комиссар Батталья — это тот сорокалетний тип, немного ниже его ростом, со смуглым лицом и с сигаретой в зубах, не спускавший с него прищуренного взгляда. Один из полицейских указал в его сторону, и Массимо направился прямиком к нему, не придав значения предупреждающим крикам коллеги. Расплата за собственное легкомыслие не заставила себя ждать: пройдя несколько метров бодрым шагом, он угодил в вязкую тину.
Этот день он запомнит надолго. Прибыв в участок с небольшим опозданием, он полчаса проторчал в коридоре, прежде чем кто-то соблаговолил сообщить, что вся группа выехала на место преступления. Его никто не ждал и не соизволил поставить в известность. О нем попросту забыли.
Пять минут опоздания.
Массимо было подумал, что это неудачная шутка. Но дежурный заверил его, что комиссар Батталья не любит шутить. Как, впрочем, судя по выражению лица, и дежурный, заключил Массимо.
Ему ничего не оставалось, кроме как дожидаться своих в участке либо выехать на место преступления.
На свою беду Массимо выбрал второе.
Он и не подозревал, что придется два часа вести машину под проливным дождем, с обезумевшим навигатором, вперившись в полотно дороги. Когда он добрался до долины, начался гололед. На скользкой петляющей дороге машину то и дело заносило, и сердце уходило в пятки. Так продолжалось, пока автомобиль окончательно не забуксовал на очередном подъеме — протекторы не обеспечивали сцепления с обледеневшим грунтом. Около него затормозил трактор. Водитель, обдав Массимо винным перегаром, заплетающимся языком предложил помощь. По его словам, в это время года тут нередко застревали туристы, и ему не составит труда дотащить его до плоскогорья.
— Дрова, навоз или машина — один черт! — добавил он.
Массимо с содроганием согласился. Окинув машину тревожным взглядом, прицепил трос, сел за руль и поставил на нейтралку.
Вот так, на буксире, он и продолжил свой путь в Травени.
Когда ему представилась возможность взглянуть на окрестный пейзаж, мышцы спины нещадно ныли от напряжения, а голова просто раскалывалась от боли. Его окружала первозданная, невиданная прежде красота. Заснеженные вершины над тысячелетним лесом напоминали матовые лезвия, торчавшие из плотного зеленого ковра. Пейзаж, в котором было нечто мифическое, не отпускал, будя в душе пьянящее чувство. Среди кедров и кустов ежевики журчали прозрачные ручьи, пробивая себе дорогу меж скал, льдов и мха. В снегу у обочины виднелись звериные следы.