Цветы над адом - читать онлайн книгу. Автор: Илария Тути cтр.№ 29

Девушка серьезно на него посмотрела.

— Все тебе сразу не дадут. Есть ограничения. Пожалуйста, подожди здесь. Сама я справлюсь быстрее.

Тут Массимо понял причину, по которой впал в немилость: «Я убиваю голыми руками», «Фетиши из плоти», «Вкус крови» — такими названиями пестрел его список.

— Я не собираюсь никого убивать, — бросил он вдогонку девушке, но та уже исчезла среди книжных полок.

На душе у Массимо стало неприятно. Эта девушка ничего для него не значила, и все же столь явный отказ его задел. Из-за нескольких названий пособий по криминальной психологии и судебной психопатологии она решила, что он ненормальный. Возможно, даже стала бояться его.

Массимо снова вспомнил о комиссаре. Дома ее тоже никто не ждал. Интересно, тяготит ли ее одиночество, ищет ли она, как и он, заинтересованный взгляд в людской толпе?

Видимо, да. Не прекращая при этом той невидимой борьбы, от которой блестят ее глаза.

Массимо выглянул в коридор. Молодой библиотекарши и след простыл. Похоже, все еще с надутым видом подбирает книги по списку.

Ему пришло в голову, что, похоже, он ищет новых знакомых не там, где следует. В этом городе жила одна интересовавшая его женщина, которая наверняка не придет в ужас от названий пары книг. Однако заявиться к ней с пустыми руками он не мог. Дабы богиня-разрушительница сменила гнев на милость, нужно было раздобыть для нее какое-то подношение.

При мысли об этом он улыбнулся. Взглянул на часы: может, ботанический сад еще открыт.

Нить была блестящей и прочной: такую не сыщешь в лесу. Деревенские жители ловили на нее рыбу в озере и речке. Поначалу, глядя, как рыбины, выпрыгивая из воды, замирают в воздухе, он не верил собственным глазам. Но потом разглядел, как нитка поблескивает в лучах солнца, и догадался, что она бесцветна и прозрачна, словно воздух в ясный день.

Смочив нитку во рту, чтобы лучше скользила, он продел ее в маленькое отверстие и крепко затянул. Кости, привязанные одна к другой, громко клацнули. Почерневшие от времени, они походили на куски высохшего дерева. Он очистил их от следов пыли и крысиных зубов. С приходом зимы в нем просыпалось желание найти себе пару.

Порой он ощущал себя лисом и нуждался в стае и самке. У него было много общего с этим зверьком, рыжим и шустрым, смелым и осторожным, который от зимы к зиме приспосабливался к любым условиям. Случалось, голод гнал его из леса поближе к людям в поисках пропитания.

А иногда он чувствовал себя свободной и одинокой рысью. Острые когти этой дикой кошки оставляли большие отметины на стволах деревьев, по которым она карабкалась. Он взглянул на свои руки. Длинные и прочные ногти торчали из толстой, как кора, кожи. Он точил их каждый день камнем, как летом в поле крестьяне точат блестящие на солнце косы.

Это были руки, его руки, забывшие, что такое рукопожатие.

Он потрогал связку с шелковистыми на ощупь костями, пахнувшую сухой землей. Сжал в руке и перенесся в то время, когда сжимал не кости, а живую руку.

— Опять пытаешься меня задобрить?

Тереза взглянула на чашку кофе, которую Массимо поставил перед ней на рабочий стол. На лице инспектора не дрогнул ни один мускул. Он догадался, что комиссар принадлежит к породе тех, кто лает, но не кусает.

— А у меня есть шансы? — ответил он вопросом на вопрос.

Она швырнула сумку на пол и не слишком изящно (мягко говоря) задвинула ее ногой под стол.

— Ни единого! — ответила она. — С сахаром?

— Вам же нельзя!

— Блин, какого черта ты добиваешься?

Ее манеры покоробили инспектора.

— Неужели нельзя спросить без…

— Дерьмо! Я обляпалась. Так какого черта ты добиваешься? — перебила его Тереза в поисках салфетки, которую он тут же ей протянул. После секундного колебания она все же взяла салфетку.

— Личная жизнь не складывается? — поинтересовалась она.

— Почему вы так думаете?

— Да потому, что ты обхаживаешь такую старуху, как я. Учти, повышениями тут ведаю не я.

Массимо решил не тратить время на пререкания. Теперь он понимал, что именно этого Тереза и добивается — словесной перепалки, чтобы снять напряжение. Он подождал, пока она допьет кофе.

— Я все думаю, почему вы настаиваете на профиле серийного убийцы, если у нас всего одно убийство, — проговорил он. — Вчера я не обратил на это внимания.

Он произвел на комиссара впечатление: она впервые посмотрела на него не как на пустое место. Окинула его внимательным взглядом и откинулась на спинку кресла.

— Вижу, ты проштудировал тему, — пробормотала она, роясь в недрах стола в поисках леденца. Затем бросила один инспектору.

— Вы же сами этого хотели! — ответил Массимо, поймав конфету на лету.

Тереза рассмеялась.

— Ничего я не хотела. Дело я и сама раскрою. Это был просто совет. Тебе во благо.

Массимо решил, что случай безнадежный: комиссар не может обойтись без выпадов в его адрес.

— И я ему последовал. Так все-таки: почему серийный убийца? — настаивал он.

Тереза взмахнула рукой.

— Ну, ритуальность, ампутация, инсценировка. Продолжать? Похоже… похоже на начало.

— Начало чего?

Она взглянула на него так, словно ответ был очевиден:

— Начало серии смертей.

Он сел напротив нее.

— Думаете, он убьет снова?

Тереза медлила. Должно быть, прикидывала, стоит ли посвящать его в свои опасения.

— Именно этого я и боюсь, — наконец проговорила она. — Поэтому не могу заснуть ночью и вскакиваю от каждого звонка. Рано или поздно это случится.

Ее слова прозвучали зловеще, хоть Массимо и не ожидал иного ответа.

— Так чего мы тут сидим? — спросил он.

— А что нам остается? Прочесать вдоль и поперек двадцать тысяч гектаров леса? Обыскать сотни домов и допросить тысячу-две человек? Ты это предлагаешь?

Массимо понял, что сморозил глупость.

— Неужели это неизбежно? — проговорил он.

— Если только преступник не сделает какой-нибудь промах…

— А он промахнется?

— Ты просишь меня погадать на кофейной гуще?

— Нет, просто хочу понять, насколько он ловок.

— Дело не в ловкости, а в жестокости. А возможно, и в том и в другом. Волку охотиться помогает ловкость или то, что он волк?

Массимо вспомнил о недавнем разговоре около дома Кравина.

— По-вашему, выходит, он такой, какой есть, и ничего с этим не поделаешь, — резюмировал он. — Плохо, очень плохо.