По дороге молчали. Когда увидели силуэт жёлтой «Газели», Егор зло прошипел: — Я же говорил, что всё в порядке.
Но, когда они подъехали ближе, стало видно, что «Газель» висит над пропастью и держит её только сосна. Машина остановилась, и Катя выбежала из неё. Она с фонариком в телефоне заглянула в салон «Газели», но ничего, кроме снастей и стульев, в нём не нашла и испуганно посмотрела на Егора.
— Ты не волнуйся: всё в порядке, они, наверное, не смогли уехать и пошли пешком, — Егору не хотелось успокаивать девушку — он лишь хотел, чтобы она прекратила его донимать. Сонный, он вечно злился.
Катя трясущимися руками набрала матери.
— Мама! В машине их вещи, но самих нет! Они врезались в дерево и куда-то делись! — Не разводи панику! — шикнул Егор.
— Не знаю, не знаю! — отвечала на что-то Катя. — Что нам делать, скажи?
— Скажи: поедем по дороге и будем их высматривать! — громко шептал Егор. — Слышишь? Скажи…
— Да, мам, я не знаю! Мы приехали, а тут…
— Дай-ка сюда, — Егор вырвал у неё телефон. — Да, тёть Нин, это я. Вы не паникуйте. Катя напугалась просто. Э-э-э… Тут ничего такого: они, видать, когда выезжали, заглохли, покатились вниз и в сосну врезались. Я смотрю, там колёса задние висят. Видать, не смогли выехать. Думаю, они пешком пошли или подцепили кого. Скорее всего, второе. Но мы сейчас проедем обратно и будем их высматривать. Да, хорошо. До связи, — Егор бросил трубку.
— Ну что? — спросила Катя, кусая ногти.
— Нормально всё, говорю я тебе. Не грызи ногти. Не грызи, говорю! — повторил он громче.
Она одёрнулась и убрала руки в карманы.
— Поедем сейчас обратно, будем их высматривать, но, думаю, если они и пешком пошли, то по озеру, а не вдоль дороги: так быстрее.
7
Ветер завывал, поднимая в морозный воздух снежные вихри. Домрачёва трясло. Его зубы стучали. Гена пытался сдерживать смех, но ничего не мог с собой поделать: стук Степановых зубов страшно веселил его. Когда он смеялся, его самого начинало трясти. Он чувствовал, как его органы дрожали, и сжимал челюсти. Щёки рыбаков уже перестали что-либо ощущать. Мелкие снежинки врезались в их лица. Но ярко-красная кожа, как каменная стена, лишь отбивала эти атаки. Пальцы рук Домрачёва едва шевелились. Генины же были в тепле (в плотных перчатках и глубоких карманах). Пакет с уловом мерзко шелестел, закручивался и раскручивался, ударяясь о колени Степана Фёдоровича. Он уже подумывал о том, чтобы бросить пакет и идти налегке. Но приближавшийся свет деревенских окон подбадривал Степана, и он отгонял от себя эти мысли.
Когда рыболовы добрались до берега, сил для радости не осталось. Они стали молча взбираться по заснеженному склону. Снег засыпа́лся в валенки, но ни Степан Фёдорович, ни Гена не обращали на это внимания. Они надеялись сразу же встретить машину, которая подкинула бы их до дома, но надежд своих не высказывали, потому что боялись в них разочароваться. Домрачёв в своей фантазии ушёл дальше Гены: он думал, что если через пять минут их не подберёт машина, то он, забыв о стеснении, вломится в ближайший дом.
Едва они поднялись, в глаза им ударил свет фар. Они, как рабы, с которых только что сняли цепи, сломя голову кинулись к автомобилю, размахивая руками и крича: «Эй!» Машина остановилась, и из неё вышла Катя.
— Папа! — воскликнула она.
Гена ничего не ответил. Подбежав, он задёргал ручку двери.
— Печку включи! — приказал он Егору, как только сел на ледяное сиденье.
Тот, усмехнувшись, включил печку на полную мощность. В это время Домрачёв с Катей тоже сели в машину.
— Поехали, — сказал Степан Фёдорович, трясясь, как отбойный молоток.
— Чего ж у вас случилось? — поинтересовался улыбавшийся Егор.
— Потом, — скупо ответил Гена.
— Ветрено, — сказал Домрачёв.
Нина следила за двором через окно в сенях. Светлана стояла рядом и успокаивала подругу.
— Едут, — сказала Светлана, заметив вдалеке огни фар.
Нина машинально накинула на себя куртку и обула валенки.
Егор вылез из машины. Из задних дверей показались две трясущиеся головы.
— Чего ж не позвонили? — обрушилась она на Егора.
— Да не успели — только подобрали.
Нина стала подталкивать рыбаков к дому.
— Бегом в дом!
Попрощавшись с хозяйкой, Егор сел в машину и поехал с Катей в «Ирину» — сельское кафе, где по вечерам собиралась молодёжь и куда после одиннадцати стекалась вся деревня, потому что там круглосуточно продавали алкоголь.
В сенях, сияя улыбкой счастья, пропавших встречала Светлана. Она мило поприветствовала их. Но они молчали, дрожа, смотрели вниз, стаскивали с себя валенки онемевшими руками.
— Садись, давай стяну, — сказала Нина мужу.
Он сурово посмотрел на неё и захотел отказаться от помощи, но, поняв, что без неё обувь не снимет, побеждённый, сел на пуфик. Нина с трудом стягивала валенки с мужа: вымокшие носки прилипли к войлоку. Домрачёв глянул на ноги друга и оставил попытки снять с себя сапоги.
— Присядьте. Давайте я вам помогу, — участливо сказала Светлана, заметив взгляд Степана Фёдоровича. Она подошла и нагнулась.
— Не надо! — строго сказала Нина. — Я сама.
— Да что ж я, валенки снять не в силах? — улыбнулась она и обратилась к Домрачёву: — Давайте ногу.
Смущённый, он медленно поднял ногу и уставился на белокурую голову Светланы. Когда она коснулась его ноги, тело его резко потеплело и заледеневшие щёки стали оттаивать.
Нина резко, со злобой потянула за валенок мужа, и сапог слетел с его ноги.
— Эй! — вскрикнул Гена. — Больно же.
— Прости, — виновато сказала Нина и потянулась ко второй ноге.
Домрачёв засмотрелся на Светлану. Когда она стащила с него валенок, он заволновался, что его носки за день стали дурно пахнуть и что на них могли быть дырки. Степан Фёдорович быстро поставил ногу в мокром носке на пол и попытался поджать пальцы.
— Снимайте носки, — сказала ему Светлана, стаскивая второй валенок, — вымокли все.
Домрачёв выполнил приказ. Сняв носок, Степан не знал, куда его деть. Мужчина скомкал его и спрятал под полкой с обувью.
Когда женщины стянули с рыбаков валенки, Гена повёл Степана Фёдоровича в кухню.
— Нин, — обратился хозяин к жене, — налей согреться.
— Щас! — строго крикнула она, войдя в кухню. — Не хватило? Козлина! Зараза! — Нина стала бить Гену полотенцем.
Он, вжав голову в плечи, ахал.
— Куда «Газель» дели? — обратилась она к Степану Фёдоровичу, угрожающе сжимая в кулаке полотенце.