Исследования Юсуфа Альперена показывают, что гази даже в XVIII веке получали из Стамбула древесину; стволы; реи; паруса; тросы; дрот из Фатсы (город на побережье Черного моря); якоря; материал для конопачения; столярные инструменты; железные и бронзовые пушки; мортиры; ядра, в том числе картечь и «паланкете», призванные сбивать мачты и паруса; черный порох; железную руду и даже сухари
[1874]. За корсарами, в свою очередь, признавалось право не платить налоги за лес, поставляемый в Магриб. Может даже показаться, что Стамбул проявлял безграничную щедрость, если учесть еще и то, что корсарам доставалось в дар немало линейных галеонов с османских верфей. Следует добавить и то, что большинство пушек, поставляемых в Магриб, отливались из железа, и только мелкокалиберные – из бронзы
[1875].
Пусть мы и не можем исчислить той выгоды, какую получили корсары благодаря трофеям, добытым в совместных кампаниях с османских флотом, все равно возможности, которые давало присоединение к государству, особенно в военные годы, поражали морских разбойников. Пойдем с самой вершины: пока капудан-ы дерья становились такие реисы, как Хайреддин (1534–1546), Улудж Али (1571–1587) и Улудж Хасан (1588–1591), многим корсарам (в том числе и упомянутым) по крайней мере в XVI веке удавалось занимать посты бейлербеев в вилайетах Магриба. Также наряду с назначением «каидов» в санджаки указанных бейлербейликов корсары могли занять должность санджак-бея или же дерья-бея («морского бея») в приморских городах вилайета Джезайир-и Бахр-ы Сефид, подвластных капудану
[1876].
Кроме того, немало возможностей давало имперское адмиралтейство. Именитых корсаров назначали руководить малыми флотами в качестве капуданов Кавалы
[1877] и Александрии. Как нам известно, реисы вроде Пири, Сейди и Курдоглу были индийскими капуданами. Другие знатные корсары становились капуданами добровольцев-левендов или же азеб-агасы, возглавляя соратников в прибрежных санджаках Влёры и Эгрибоза (Эвбеи)
[1878]. Порой на корсаров возлагались и другие обязанности. Так, в 1583 году один из реисов Терсане-и Амире по имени Меми был назначен «мюбаширом», чтобы ловить лодки пиратов-левендов, творящих «безобразия и бесчинства» в Мраморном море
[1879]. Самым опытным корсарам-реисам поручали и охрану казначейских судов, следовавших из Стамбула в Александрию, и сопровождение всех, кто морем добирался на свое новое место государственной службы. Скажем, лично Пири-реис перевозил Ибрагима-пашу в Египет после того, как Хаин (тур. «предатель») Ахмед-паша поднял бунт.
В завершение добавим, что корсары, получая должности чиновников в Дерсаадет, должны были иметь рекомендацию от магрибских бейлербеев или же капудан-ы дерья, а потому стремление влиться в государственную структуру способствовало образованию в их среде целых патронажных сетей
[1880]. Как мы показали в одной из публикаций
[1881], такие сети не просто объединяли корсаров, перемещавшихся из порта в порт, но и позволили им сплотиться в могущественную силу, порой способную определять стратегию империи.
Обратная сторона медали: границы сотрудничества
Далеко не все в Стамбуле встречали корсаров с распростертыми объятиями. Стало быть, появление моряков-нуворишей тревожило как минимум часть управленцев, вышедших из Эндеруна. Реакцию этой закрытой группы на всех, кто к ней не принадлежал, можно представить в том, как везир-и сани [второй визирь] Ахмед-паша захотел, чтобы его назначили в Египет, а затем, когда его желание исполнилось, поднял бунт. Именно так визирь отреагировал на то, как султан Кануни ему на смену назначил садразамом [великим визирем] Ибрагима-пашу – своего фаворита, не обладавшего ни малейшим опытом в государственном управлении. В любом случае неспроста тот же Ибрагим-паша подал идею назначать на пост капудана только таких людей, как Хайреддин, то есть – не окончивших Эндерун, медресе или калемие [секретариат]. И сколько бы Хайреддин ни ссылался на покровительство Ибрагима-паши, он не сумел наладить теплых отношений с другими сановниками. «Газават» переполнен историями о том, как те копали под него яму
[1882]. Не успел Хайреддин выйти в свой первый поход, как столица уже полнилась слухами о том, что он не возвратится и сбежит вместе с кораблями, построенными для него в стамбульском адмиралтействе
[1883].