– Лео спит, – шепчет она.
– Чувствуешь запах? – Я поднимаю ногу.
– Элинор, я не в том настроении, чтобы тебя нюхать, – говорит она. – Мы вчера поздно легли. И выпили слишком много джина с тоником.
– Конрад нассал в душе.
– Ну, по крайней мере, он моется. Уже хорошо.
– Мам. Это омерзительно. Я наступила в лужу.
– Я с ним поговорю. Но он уже и так наказан, поэтому не знаю, что это даст.
– Почему он вообще должен здесь находиться?
Мама выходит из домика, закрывает за собой дверь.
– Знаешь, может, если бы вы с Анной были с ним поласковее, Конрад не вел бы себя так. – Она потирает висок. – Не можешь сходить на кухню и принести мне таблетку от головы и воды?
– Почему мы должны с ним мучиться? Почему он не может вернуться в Мемфис и жить со своей семьей?
– Мы и есть его семья.
– Ничего подобного!
– Просто попытайся, Элла. Ради Лео. – Она оглянулась, чтобы удостовериться, что Лео спит. – Позови его как-нибудь с собой искупаться. Предложи во что-нибудь сыграть. От тебя не убудет.
– Он жульничает. И не может доплыть даже до середины пруда.
– Попытайся. Ради меня.
– Ладно, – соглашаюсь я. – Позову его сегодня на пляж. Но если он будет вести себя как козел, будешь должна мне сто долларов.
– Я могла бы сразу тебе их заплатить, – вздыхает мама. – Но спасибо.
На песке еще тлеют угли вчерашнего костра. Кто-то воздвиг вокруг них баррикаду из плавника, чтобы люди не обжигали себе ноги. Рядом лежат перевернутая одноразовая тарелка, несколько полузакопанных в песке початков кукурузы.
– Ну что? – спрашивает Конрад. – Было весело?
– Да.
– Кто был?
– Те же, кто всегда.
Конрад пинает песок. Тот с шуршащим звуком сыплется на тарелку.
– Папа изображал медвежью охоту?
– Конечно.
Конрад выглядит расстроенным.
– Кто был собакой?
– Не знаю. Какой-то мальчик. Мне жаль, что ты не смог пойти, – с трудом выдавливаю я.
Мы расстилаем полотенца подальше от воды. Сейчас время прилива. Я сажусь и достаю из сумки банку газировки. Когда я пытаюсь ее открыть, колечко отрывается у меня в руке.
– Дай сюда, – говорит Конрад и, проткнув крышку острым обломком ракушки, возвращает банку мне.
– Спасибо.
– Хочешь искупаться? – спрашивает он.
– Мне нужно подождать, когда мне станет жарко. Может, я вообще не пойду. Волны сегодня грубые.
– Мне казалось, ты любишь погрубее, – протягивает Конрад и смеется над собственной пошлой шуткой.
Не обращая на него внимания, я открываю книгу. Он сидит рядом, расчесывая комариный укус на ноге. Потом встает и идет к воде. Я ложусь, испытывая облегчение оттого, что он ушел. Закрываю глаза и кладу голову на руки. Уже начинаю погружаться в дрему, когда чувствую, как что-то мокрое падает мне на спину.
– Смотри, что я нашел, – говорит Конрад. – Кажется, это вы с Джонасом вчера оставили.
Протянув руку, я снимаю со спины то, что он на меня бросил. Это использованный презерватив. Я с визгом подскакиваю.
– Да что с тобой не так?! – ору я и несусь к морю, чтобы смыть с себя эту гадость.
Первая волна, застав меня врасплох, сбивает с ног, и я ухожу под воду. Когда я пытаюсь вынырнуть, волны накатывают снова и швыряют меня вниз. Мне нужен воздух, но я заставляю себя погрузиться на дно. Ощутив под ногами песок, я изо всех сил отталкиваюсь от него. Выныриваю на поверхность, выплевывая воду, и пытаюсь скорее выбраться на берег, пока в меня не ударила следующая волна. Какие-то взрослые увидели, что со мной происходит, и подбежали помочь.
– Со мной все в порядке, – успокаиваю их я. – В порядке.
Мой купальник похож на мешок с песком. Я вытряхиваю грязь, кусочки водорослей, криля. Розоватые камешки сыплются наземь у моих щиколоток. Конрад сгибается пополам от смеха. Я прохожу мимо, не удостаивая его и взглядом.
– Это была шутка, – говорит он. – Не дуйся.
Схватив книгу и полотенце, я запихиваю их обратно в сумку.
– Тебе стоит искупаться, – бросаю я. – Сегодня отличный день, чтобы утонуть.
– Ты должна мне сто долларов, – заявляю я маме, когда возвращаюсь домой.
– Где Конрад? – спрашивает она.
– Надеюсь, мертв.
– Я делаю на ужин чаудер с морепродуктами, – говорит она.
На следующее утро, когда я иду в большой дом завтракать, на крыльце сидит Джонас. Конрад сидит за столом в своем уродливом коричневом махровом халате и есть хлопья, читая комикс.
– Привет. – Я сажусь рядом с Джонасом. – Что ты здесь делаешь?
– Пришел попрощаться.
– О!
– Мы должны были уехать в субботу, но на пикнике мама застукала Элиаса с какой-то девочкой в дюнах, и как она выразилась, «ей не понравилось то, что она увидела». А именно голую задницу моего брата, – говорит он и вздыхает. – В общем, мы возвращаемся в Кембридж сегодня после обеда.
Конрад на веранде откладывает комикс и застывает, не донеся ложку до тарелки. Я знаю, что он подслушивает, но мне все равно.
– Когда начнется школа? – спрашиваю я.
– Примерно через две недели.
– Средняя школа, правильно?
– Да.
– Ух ты.
– Да уж, – говорит Джонас скорбным тоном. – Школа для больших мальчиков.
Впервые за все то время, что я провела с ним, мне становится неловко. При мысли о школе, о настоящей жизни за пределами Бэквуда – его в Кембридже, моей в Нью-Йорке, – наша разница в возрасте внезапно начинает казаться огромной, непреодолимой пропастью.
– Знаю, – произносит Джонас, читая мои мысли. – Это странно. – Он закапывается пальцами во влажный песок. – Я подумал, можно было бы в последний раз искупаться в пруду.
– Мне нужно ехать в город с мамой и Анной.
– Ну тогда на этом все. – Он встает и протягивает мне руку для рукопожатия. – Увидимся следующим летом.
– Что же ты не поцелуешь его на прощание? – окликает Конрад с веранды.
– Заткнись, Конрад, – шиплю я, беря протянутую руку Джонаса.
– По-французски, с языком.
– Не обращай внимания, – говорит Джонас.
– Знаешь что, – начинаю я, – у меня есть время, чтобы быстренько искупаться. Секундочку.
Я убегаю переодеться в купальник. Когда я возвращаюсь, Джонас уже в воде. Я ныряю в пруд и догоняю его.