Внезапно Гаррисон сбивчиво заговорил:
– Но ведь Дэна все это не интересует, ничуть. Вы же знаете, он делает это только для маркетинга. Для него это пиар, разнообразие.
Лина видела, что Гаррисон теряет самообладание. Она посмотрела на Дрессера, чьи губы мрачно сжались.
– Мистер Дрессер, – вмешалась Лина, желая лишь спасти эту стремительно ухудшающуюся ситуацию: если Гаррисон ухитрится потерять столь могущественного клиента, как Рон Дрессер, его не просто уволят из «Клифтона» – он никогда больше не найдет в Нью-Йорке работы юриста. – Гаррисон просто хочет сказать, что… Конечно, фирма ценит разнообразие. Но этот случай намного важнее. Дэн только что, перед вашим приездом, рассказывал нам, что такое иск о компенсации. Почему юридические вопросы здесь почти вторичны. Этот случай войдет в историю.
Дрессер улыбнулся.
– Лина, не волнуйтесь. Меня не удивляет, что Дэниел Дж. Олифант Третий не болеет всей душой за компенсацию, полагающуюся за труд наших порабощенных предшественников. Меня не волнует, что думает Дэн. Дэн – бизнесмен. Я – бизнесмен. Мы понимаем друг друга, и понимаем, что это я здесь заказываю музыку. – Дрессер перевел взгляд с Лины на Гаррисона. – Если бы Дэн был заинтересован в этом, лично заинтересован, он бы делал нам одолжение, а это не то, чего я хочу. Я не хочу его одолжений. Я хочу, чтобы он прыгал по моей команде. И он прыгает чертовски высоко. А когда-нибудь вы сами будете разговаривать со всякими мелкими Дэнами, и они будут спрашивать вас, на какую высоту прыгать. Понимаете?
Гаррисон кивнул.
– Так вы все еще хотите, чтобы вас отстранили от дела?
– Нет. – Голос Гаррисона звучал хрипло. – Нет, думаю, нет.
– Хорошо. Рад это слышать. Видите ли, Лине труднее.
Гаррисон посмотрел на нее, казалось, он был доволен, что внимание Дрессера переключилось.
– Она как рыба, выброшенная на сушу, – сказал Дрессер, словно Лина его не слышала.
– Хм… – промычала Лина и засмеялась, желая спросить, что он имел в виду, но Дрессер оперся ладонями о стол и встал. Лина услышала, как помощник позади нее поднялся, хрустнув коленным суставом.
Лина сидела на своем рабочем месте, делая вид, что изучает список известных афроамериканцев в Нью-Йорке, но на самом деле обдумывая слова Дрессера. Ей труднее. Потому что она женщина? Потому что она маленького роста? Потому что ее факультет входит в первую десятку, а не в пятерку?
– Привет.
Она подняла взгляд от списка. Гаррисон стоял в холле возле ее офиса.
– Привет, – неуверенно сказала Лина. Гаррисон быстро ушел со встречи, опустив голову. С тех пор они не разговаривали.
– Я просто хотел объяснить, что это было с Дрессером.
– О, не надо. – Лина махнула рукой, будто разгоняя табачный дым. – Я все поняла. Я просто опасалась, что Дрессер… поймет все неправильно.
– Это меня раздражает. И Дэн… иногда трудно воспринимать его всерьез. Но не нужно было пытаться отстраниться от дела. И говорить так о Дэне. Дрессер, наверное, решил, что я идиот.
– Я уверена, что нет, – с облегчением сказала Лина, услышав в его голосе прежнее дружелюбие. – Просто порази его блеском своей юридической мысли.
– Если бы это было так просто. – Гаррисон широко улыбнулся. – И я хотел спросить об этой художнице. Дрессер, похоже, впечатлен.
– На самом деле я не была уверена, что нужно об этом упоминать. Дэн был против с самого начала. Он думает, что это журавль в небе. И пустая трата денег.
Взгляд Гаррисона переместился на пробковую доску за компьютером Лины, к которой Лина прикрепила распечатанный портрет Лотти, а рядом – фотографию Лу Энн и Джозефины на крыльце в Белл-Крике. Гаррисон вошел в кабинет и наклонился, чтобы рассмотреть портрет.
– Какой напряженный взгляд, – сказал Гаррисон. – Та самая художница?
– Нет, это ее работа, во всяком случае, некоторые так думают.
Они оба молча разглядывали Лотти, а затем Лина сказала:
– Слушай, а не хочешь пойти на выставку? Вернисаж сегодня вечером в галерее в центре города. – Слова сорвались с языка, прежде чем она успела подумать, с какой стати Гаррисон должен принять ее приглашение. Они ведь просто приятели, верно? Щеки Лины неожиданно загорелись, пока она ждала его ответа.
– Извини, Лина. У меня уже есть другие планы, – медленно произнес Гаррисон, все еще глядя на Лотти. – В другой раз, я обещаю.
Лина опоздала на выставку «Искусство и искусственность»: Портер Скейлз уже заканчивал свою лекцию. Галерея была переполнена, пройти было почти невозможно, и Лина с трудом протолкалась в свободный уголок и встала на цыпочки, чтобы увидеть Портера, стоявшего на небольшом возвышении в задней части галереи. Несмотря на многолюдность, толпа была тихой и внимательной. Портер говорил без микрофона, но его голос заполнял все пространство.
– …Итак, при чем же здесь Джозефина Белл? – говорил он. – Основываясь на анализе тем, мазков и материалов, я не сомневаюсь, что в каталоге Белл представлены работы двух разных художников. По моему мнению – подчеркиваю, это мнение основано на моем опыте историка искусства, академика и критика – вероятнее всего, Джозефина Белл, домашняя прислуга, создала портреты рабов, пейзажи Белл-Крика, «Детей № 2» и другие самые совершенные, самые известные работы. Я пришел к этому трудному выводу – да, позвольте быть откровенным, это было трудно для меня, для человека, который изучал и любил Лу Энн Белл много лет. Но в работах Белл наблюдается такое несоответствие формальным требованиям к изображению плантации того периода времени, что, я полагаю, только художник, так сказать, вне границ этого мира мог дать нам такой реализм и такую чуткость, которые делают работы Белл шедеврами. Джозефина Белл была художественным аутсайдером во всех смыслах этого слова. И только Джозефина Белл была рядом с Лу Энн Белл целыми днями, каждый день, в течение соответствующего периода времени. Только Джозефина Белл имела возможности и причины для создания этих картин.
По толпе прошла рябь: головы поворачивались друг к другу, кивали, слышался шепот.
– Однако, – продолжал Портер, – прежде чем мы сможем официально приписать авторство Джозефине Белл, нам нужны веские доказательства. Я призываю всех, кому небезразличны эти споры, кто хочет установить историческую справедливость, поддержать дальнейшие исследования и анализ. Я призываю Белл-Центр и Фонд Стэнмора открыть свои архивы и позволить независимым историкам искусства ознакомиться с имеющимися материалами. – Он сделал паузу и улыбнулся. – И я призываю всех насладиться выставкой.
Портер ушел, и сразу же послышалась громкая и удивленная болтовня толпы. Элегантно одетый мужчина рядом с Линой покачал головой.
– Господи, – сказал он женщине с длинными светлыми волосами и обнаженными плечами, стоящей рядом с ним. – Так чего же стоит моя Белл?
Лина медленно прошла в главную галерею, где висели портреты. Там царил хаос – всюду фотографы и журналисты, смущенные критики, ошеломленные и обеспокоенные владельцы работ Белл, – идти приходилось медленно. Подойдя к двери, Лина вышла на улицу подышать воздухом.