Вдоволь налюбовавшись подонком, генерал отбыл к себе на олимп – в просторный, кондиционированный кабинет. Оставив руководителя следственной группы со свалившимися в результате идиотского разговора проблемами.
– Это правда? – глухо спросил Шушканов, когда дверь за генералом закрылась.
– Правда, – кивнул Штемлер. – Но сути дела не меняет.
– Меняет…
Действительно меняло. Потерпевшие мертвы, и, значит, имеется куда больше возможностей морочить голову следователям. Кроме того, даже последнему болвану понятно, что за убитого адмирала суд однозначно приговорит к расстрелу…
После этого известия Шушканов закрылся для контакта. Стал или вообще отказываться от показаний, или включал дурака: не знаю, не видел, не причастен. Штемлеру пришлось приложить немало усилий, чтобы вновь его разговорить.
Содержали арестованных в следственном изоляторе КГБ СССР в Лефортово, который по сравнению с другими СИЗО выглядел курортом и по кормежке, и по интерьеру камер, и по режиму содержания. Но оперативники там недаром хлеб ели. Они использовали весь арсенал оперативных методов работы с арестованными с целью расположить их к сотрудничеству со следствием и выявить новые эпизоды. Да и Штемлер был слишком опытный прокурорский следователь. Он умело, настойчиво, изо дня в день вел наступление на позиции противника. Виртуозно играл на слабостях преступников – страхе, тщеславии.
Жиган боялся до икоты. Он пытался хитрить, выторговывать себе жизнь и все валил на Романа. Ему пришлось полностью признаться в двух убийствах и прочих преступлениях, и теперь он уповал только на милость суда.
Глория была как загипнотизированная. Придавленная, неразговорчивая. Оживлялась только, когда речь заходила о ее драгоценном супруге. Создавалось ощущение, что она не то чтобы связана с ним страстью и любовью, а намертво скреплена стальными канатами психологической зависимости. Но тоже – слово за слово, и в ее обороне пробивалась брешь. Ее угнетала и страшила неволя. Она тоже начала говорить.
И Роман постепенно стал распускать язык. Но по другой причине. Судя по всему, он гордился тем, что сделал. Он считал, что в своем душевном безобразии и скотстве достиг вершин совершенства. В конце следствия он, уже не таясь, бахвалился своими подвигами.
Прошла осень. Потом зима. Снегу навалило столько, что вдоль московских дорог стояли полутораметровые сугробы, с которыми отчаялись бороться городские службы… Холодную весну сменило дождливое лето, а затем не менее дождливая осень. К ноябрю 1984 года Штемлер, наконец, смог подбить итоги этого длинного тяжелого дела. А они были впечатляющи.
В Московской, Костромской, Вологодской, Ярославской областях, на Украине и в Прибалтике «термиты» совершили более сорока преступлений. Грабежи, кражи, разбои – все с целью завладения культурными и историческими ценностями, в основном орденами Великой Отечественной.
Как любой жулик, Роман был обаятелен, обладал талантом втираться в доверие. Он входил в дома под видом журналиста или историка. Были у него любимые щипчики для сахара, которыми он научился владеть виртуозно. Увидев китель с наградами, он просил ветерана принести воды, оставшись один, успевал в считаные мгновения этими щипчиками откусить дорогостоящий орден от ничего не стоящей планки.
Пару раз у него едва не было сбоев из-за бдительности потерпевших, и он посчитал, что куда лучше работать вдвоем. Когда он подбил на преступную деятельность жену, то все у них стало проходить на удивление гладко. Глория была не слишком контактна и не умела так располагать к себе людей, но зато отлично овладела искусством закатывать глаза и симулировать приступы. Расчувствовавшиеся старички тут же бежали за лекарствами и водой, чтобы вскоре получить повод еще один раз разочароваться в людях.
Было доказано убийство «термитами» четырех человек. Еще двое ветеранов скончались от инфарктов после визита «журналистов». Многие попали в больницы…
– Не раскаиваетесь, что Глорию втянули в свою деятельность? – спросил Штемлер на очередном допросе.
– Ну, может, немного. – Шушканов призадумался, а потом отрезал: – Она взрослый человек. Знала, что к чему. Так что пускай отвечает, как и я. В полной мере. По всей строгости.
– И не жалко?
– Жалость – удел слабаков, – отчеканил Роман. – А я таким никогда не был…
В основном семейная пара работала по провинциям. Но однажды в компании Глория разговорилась со своей знакомой, которая училась на журналистском факультете МГУ и приехала домой в Иваново на каникулы. Подружка ей поведала, что журфак готовит «Книгу памяти», студенты ходят по наиболее знаменитым ветеранам, пишут про них статьи. Обладая восторженным образом мыслей, начинающая журналистка выдала несколько имен:
– Представляешь. Генерал Архипов, дважды Герой Советского Союза. А адмирал Богатырев – какой типаж! Керченский десант. Два ордена Ушакова. Очень героический человек…
Принимавший участие в застолье Роман навострил уши. Два ордена Ушакова – это богатство. На западных аукционах цена на каждый из них доходит до сорока тысяч долларов. Одним ударом можно обогатиться и не думать ни о чем на много лет вперед.
А дальше технология отлажена. Супруги приехали в Москву. Добыв в справочном ларьке адрес, направились по нему. Заместитель председателя Всесоюзного Совета ветеранов Богатырев журналистов уважал и поддерживал их в стремлении донести до советских людей правдивые слова о подвигах Великой войны.
В первый визит их спугнул знакомый ветерана, которого принесла нелегкая в неурочный час. Вторая встреча закончилась тоже ничем – разговор проходил в большой комнате с адмиралом и его супругой, и оба были немножко настороженные. Нине Аркадьевне Богатыревой с самого начала не понравились эти ребята, и она пристально за ними наблюдала. Пришлось «термитам» пустыми возвращаться на «Москвиче» в Иваново. Никогда они еще не ходили два раза на одну квартиру. Обычно все получалось влет. А тут – разочарование за разочарованием.
– Понимаете… – Шушканов оловянными глазами посмотрел на следователя, – мне как будто вызов бросили. Адмирал стал моим противником. И мне нельзя отступить. Даровать ему победу? Кто я тогда буду в своих глазах? Я решил взять эти ордена. Взять во что бы то ни стало.
– И прихватили в следующий визит монтировку, – кивнул Штемлер.
– Мне даже интересно было, смогу ли я ударить ею по черепу.
– Смогли.
– Еще как! – мимолетно улыбнулся Роман. – Справился. Иного и не могло быть…
Молодые супруги заявились к Богатыревым, когда не было еще и восьми утра. На удивленные вопросы – а не рановато ли, Роман сбивчиво выдал историю о том, что им надо на картошку в подмосковный колхоз, поэтому у них с собой такая большая сумка. Но перед отъездом необходимо закончить материал. И они были впущены в дом, хотя супруга адмирала задала недоуменный вопрос:
– Какая картошка в июле?
– Мы готовим базу для однокурсников, – выкрутился Шушканов. – Работы очень много. Торопимся.