Почему-то ИИ был неравнодушен к Рудику Широкову и Павлику Ковальскому. Может потому, что он в них увидел родственные души, такие же увлекающиеся и не знающие берегов.
Как только Ковальский получил свободное время от своих занятий в домашней винокурне, так он снова направился к другу Рудику: ведь надо было продолжить общение с потусторонним миром. Ну, кто бы сомневался, что он забудет о таком мероприятии.
— Что-то ты дружище выглядишь как после ремонта, — Рудик с сомнением посмотрел на ввалившегося в его лабораторию Павлика. — Что это у тебя за грусть, тоска и эпидемия, понимаешь, скорби?
Паша плюхнулся на своё любимое кресло и огляделся. От Рудика не ускользнуло озабоченное почёсывание Павликом своей левой руки, которая была перевязана бинтом.
— Да ерунда, — отмахнулся Павлик. — Это я опять с котами подрался. Жизнь — сложная вещь. И мы все сложные. А мои коты трижды сложные существа. Их надо воспитывать и держать в ежовых рукавицах, что я и пытаюсь делать…… но их поведение меня тревожит, — Паша украдкой вытер слёзы.
— Охренеть не встать, — сочувственно качал головой Рудик.
От этих воспоминаний Пашу немного затрясло: он вспомнил, как он «воспитывал» своих котов, или это они его воспитывали своими бесчеловечными методами. Да и выскочить сегодня из дома не получив очередную порцию издевательств Паше несказанно повезло по причине того, что Убийца Грёз крепко спал, а Сокрушитель и Ярость Богов в это время отвлеклись на глумливые действия над соседской собачкой. Левую руку Паше поцарапал Убийца Грёз ещё позавчера: таким зверским образом он выразил Паше своё предупреждение, что разносолы не очень качественные и не подобает приличным котам питаться пищей не того качества и количества, иначе — получи «хозяин» люлей. Пища должна быть вкусной, ублажать взор и обоняние, и быть сбалансированной по составу микроэлементов и витаминов. Вкурил, хозяин? Вообще коты считали, что отсутствие замечаний так называемому «хозяину», это для него лучшая похвала с их стороны.
— Вот же заразы блохастые, — прошипел Паша, потирая зудящую под повязкой кожу. — Никакой химией их не вытравишь, ни в каком лепрозории от них не спрячешься.
Рудик давно догадывался, что у Паши сложные отношения со своими котами. Было видно невооружённым взглядом, что у парня накипело: сейчас его пиццей с вином не корми, дай только на своих котов бочку накатить да батон покрошить. Действительно, цель у Павлика была проста, как инструкция к лому — постараться выжить в суровой и бескомпромиссной битве с котами. Плохо, что коты никого не брали в плен, а то бы он уже давно сдался им на милость и выдал все семейные тайны, связанные с самогоноварением. Но хвостатым бестиям тайны производства вина и самогонки были нужны как собаке пятая нога. Слава Богу, к самогонке они пока ещё не пристрастились.
Озабоченность Паши по поводу котов перенеслась и на план вопросов к потусторонним силам. Если ранее друзья пришли к выводу, что от тонких миров надо получить информацию, например, о деятельности пресловутого Апшеронского секретного полигона, ну и, между делом, выпросить пару миллиончиков денег или клад с ценными вещами, то в свете конфронтации Паши с котами, его интересовало, как воспитывать котов, ибо житья от этих тварей, с их бездонной бочкой цинизма, совсем не стало. Теперь вопросы к потусторонним сущностям претерпели некоторое логическое изменение.
Лирические отступления закончились, и наступило то самое время, чтобы сделать что-то фундаментальное, поэтому Рудик взял листок бумажки, карандаш и друзья начали формулировать свои мысли на бумаге. Получалось несколько сумбурно. Это друзьям было понятно, что они хотят от потусторонних сил, но надо было задать вопросы так, чтобы и этим силам было понятно, что от них требуется. Тут надо было выбирать выражения и не перегнуть палку своих хотелок. Вот, например, два миллиона денег — это много или мало для обитателей иной реальности. А вдруг у них там не водятся деньги? Или вопрос о кладах. Ведь клады, как догадывались друзья, могут быть разными: что людям сокровище, то не обязательно представляет ценность в иных слоях мира, может для них наши ценности являются балластом. Но, не беда: у каждой проблемы есть решение. И, вскоре, на бумажке выкристаллизовались вопросы, оставалось только всё это внятно прочитать перед включённым аппаратом. Читать надо было Рудику, ибо Паша так и не смог побороть свою фобию: микрофон вызывал у него ужас, поэтому он так и сидел с глазами, как у совы. К страху нельзя привыкнуть.
— Врубаю агрегат, коллега Ковальский, сиди и наблюдай за работой мастера, — объявил Рудик и подал на бульбулятор электропитание. — Что, стосковался по работе, окаянный, чтобы «дым из ушей»? — спросил гениальный физик у аппарата, протирая его тряпочкой от невидимой пыли.
Аппарат ответил бодрым завыванием центрифуги от стиральной машины. Как только аппарат вышел на четвёртый режим работы, то можно было зачитывать свои вопросы, что Рудик и сделал, покосившись на Пашу, который сидел и с обожанием взирал на такой замечательный аппарат. Его день только что стал интереснее, и даже проклятые коты забылись на некоторое время.
Рудик поправил микрофон, откашлялся, удобно поместил бумажку перед носом и начал:
— Эээээ…это. Наше вам почтение. Тут такое дело, понимаешь. Специфическое типа, — Рудик явно потерял мысль, стараясь прочитать по бумажке то, что там было накарябано. Но, из-за того, что половина слов была зачёркнута, а некоторые слова по нескольку раз исправлялись, у него получалось несколько косноязычно. Поэтому, часть информации он заменял вводными словами и глубокомысленными эканиями. Он надеялся, что Высший Разум как-нибудь сообразит, что от него требуется.
Паша покрылся потом от ужаса, слушая, что несёт Рудик, а тот яростно продирался сквозь междометья и вводные слова, уже не очень заботясь о смысле.
— С котами у нас типа затык, фирштейн? Надо их в чувство привести, а то обнаглели, хозяина не уважают, даже царапают. И это….что там на полигоне…ага…на Апшеронском полигоне, что за шняга твориться? Чем они там занимаются в натуре? Озабоченная общественность должна знать! А нам надо клад….ээээ…..пару кладов миллионов на четыре…..ээээ.
— На десять, — пискнул Пашин голос.
— Да, на двенадцать миллионов денег, — уверенно закончил Рудик, кивнув с благодарностью Паше за своевременную подсказку. — Ещё надо моему другу Ковальскому научиться бросаться файря…этими, как их…фаерболами, вот — это шары такие огненные, фирштейн?
Вот и всё. Вроде бы Высший Разум должен сообразить теперь, что от него требуется и не отделываться пиццей. Ведь ему всё разложили по полочкам: реши проблему с котами, дай инфу по полигону и предоставь пару кладов, ну, ещё и фаерболы, чтоб их.
— Про деньги на карманные расходы забыли, — вдруг всполошился Паша. — Хотя бы два миллиончика. Только думаю я, что нам с тобой два миллиона на мелкие расходы — это не по рылу, но иногда хочется, чтобы всегда.
Павлик чуть не прослезился. Алчность — это та подколодная змея, которую невозможно приручить.
Но, было уже поздно. Аппарат, как и в прошлый раз, взрыкнул и затих. И как в прошлый раз из него раздался голос: