Я потерял из виду беглеца. Возможно, его все-таки настигла пуля, и он лежал сейчас у основания горы, в низине, в мертвой зоне, недоступной нашему зрению. Смола, прилично рискуя, поднялся на ноги и, согнувшись в три погибели, рванул вперед, петляя между фонтанчиков пыли. Пулеметчик прицельно бил по нему. Мы с Остапом перенесли огонь на пулеметчика, стараясь усмирить его пыл. Конечно, бородатые сейчас находились на более выгодной позиции, чем мы: кто выше, тот сильней.
Удалой сменил позицию, перебравшись ближе к Смоле. Остап перекатывался по земле после каждого выстрела, не давая духам взять себя на мушку. Парни сейчас работали с каким-то особенным азартом и профессионализмом. Я бы сказал — с наслаждением. Так бывает после длительного перерыва в боевой работе. В последний раз мы ползали под огнем пару месяцев назад, в Киргизии, когда там начались погромы и массовые беспорядки. Нас срочно перекинули в Бишкек, чтобы мы обеспечили безопасную эвакуацию семей дипломатов. Там ничего страшного не было, лишь несколько стычек с одурманенными боевиками и мародерами. Мы их погасили довольно быстро.
— Он жив! — крикнул мне Удалой, имея в виду человека в американской форме. — Затаился в канаве. Они не дают ему поднять голову! Там полная жопа!
— Наша жопа круче, — возразил Остап.
Смола рванул еще дальше. Он молнией пронесся через ровное плато, где было особенно опасно, и спрятался за большим камнем. Еще метров двести — и Смола окажется в «мертвой зоне», где огонь бородатых его не достанет. Но эти двести метров приходились на самый простреливаемый участок.
Мы все помнили, что у нас ограниченный запас патронов. Мы не могли открыть шквальный огонь, поддерживая товарища. Этого «шквала» хватило бы от силы на двадцать секунд. А что потом? Смола, у которого боезапас был самым большим за счет трофеев, остался бы один на один с хорошо вооруженными духами. А то, что патронов у них достаточно, можно было судить по их длинным очередям. Так что, эти двести метров для Смолы могли оказаться последними.
Понимая, что призывать бойца к осторожности и благоразумию бесполезно, я решил отвести от него огонь простым и доступным способом. Поднявшись на ноги, я побежал вдоль подножья, резко останавливаясь и начиная бежать снова. Способ отработанный и многократно проверенный. Главное — останавливаться и менять направление не реже, чем через каждые две-три секунды. Это время стрелку необходимо для точного прицеливания. Правда, такой переменный бег выматывает в считанные минуты, и доступен лишь для хорошо тренированных людей.
Духи тотчас заинтересовались мной, как легкой мишенью, и перенесли огонь на меня. Смола, молодчина, отреагировал мгновенно и, выбравшись из своего укрытия, во весь дух помчался к «мертвой зоне». Пули обложили меня со всех сторон. Я перебирал ногами, хрипел, как загнанная лошадь, кружился, как юла. Краем глаза я увидел, как поднялся во весь рост Остап и, что-то крича, стал лупить по горе. Удалой долго выжидал, долго-долго целился… Это было мучительно, но торопить снайпера — себе во вред. Только он знает, когда нас тупит мгновение, в котором он не промахнется. Только одно мгновение, и только один выстрел.
Он выстрелил, и я инстинктивно понял, что его пуля достигла цели. Когда пулеметная очередь вспорола накладной клапан на моем рюкзаке, я понял, что пора прятаться, прыгнул в осыпавшуюся трещину и оттуда осторожно выглянул. Есть! Первый дух продолжал остервенело строчить из своего пулемета, а его напарник неподвижно лежал рядом, и автомат его молчал. Замечательно!
Нельзя было упустить хороший момент и пришедшую удачу, и я снова вскочил на ноги. Смола к этому времени взобрался на середину подъема, устроился за камнем и стал оттуда бить по пулеметчику. Никто из нас не находился столь близко к вражеской огневой точке, как он, но это давало ему не столько преимущество, сколько уязвимости.
Он зря рисковал так сильно. Как, собственно, и на всех наших предыдущих операциях. Но у Смолы не было ошейника, а у меня — поводка. Обуздать Смолу можно было только спасением солдата в американской форме. Тогда можно было бы считать нашу задачу выполненной.
И я круто изменил направление, устремившись на середину плато, где в канаве затаился человек в американской форме. Я, конечно, впал в мальчишество Смолы, и довольно серьезно подставил себя под пули. Это было чревато не только дыркой в моей глупой башке, но и провалом операции. Чудо спасло меня от смерти. Понял я это только тогда, когда рухнул в канаву на неподвижное тело в американской форме и схватился за мочку уха — мне показалось, что в нее укусила оса. Пальцы окрасились кровью. Часть мочки срезало пулей. Если бы я чуть повернул голову в сторону, то эта же пуля разворотила бы мне шейную артерию.
— Эй! — позвал я, переворачивая тяжелое тело на спину.
На меня смотрели напряженные, полные болезненного страдания глаза. Признаюсь, я почти был уверен, что это Фролов. Но лицо этого человека было мне не знакомо.
— Who are you? (Кто вы?) — хрипло спросил мужчина, глядя на мой правый рукав, где красовался американский флаг. — What battalion? (Из какого батальона?)
Хотя на время проведения боевых операций американские военные не носят никаких нашивок, определяющих его звание, какое-то чутье подсказало мне, что передо мной — офицер. Я понял, кто он.
— Hi, David Wilson! — сказал я. — You are wounded? (Привет, Дэвид Вильсон! Ты не ранен?)
Глава 16
Обстановка вдруг резко изменилась, и я не сразу понял, что вокруг стало тихо, как в могиле. Пулеметчик заткнулся. Может, его загасил Смола?
Я приподнял голову и посмотрел на вершину. Бородатый с пулеметом по-рачьи пятился назад, волоча за собой одной рукой пулемет, а другой — тело убитого собрата. Еще мгновение — и он скрылся с наших глаз. По склону вверх, уже в полный рост, помогая себе руками, отчаянно карабкался Смола, преисполненный страсти догнать и завалить второго бородача.
Это уже была бессмысленная авантюра, и я, срывая горло, закричал:
— Смола!! Назад! Я запрещаю!!
Представляю, какими словами он называл меня в этот момент! Но мы — армия. Он привык подчиняться. Подчинился и в этот раз. Замер на склоне, глянул в последний раз голодно-алчными глазами на вершину, где скрылся дух, сплюнул, что-то пробормотал и, понурив голову, поплелся вниз.
Ко мне уже бежал Остап. Удалой сидел неподалеку и, выщелкав из магазина оставшиеся патроны, пересчитывал их.
Я помог американцу выкарабкаться из ямы. Он сел на ее краю и крепко обхватил предплечье рукой. По рукаву расползалось большое алое пятно. Морщась от боли, он с напряжением рассматривал нас, будто ожидал продолжения казни, только теперь уже с нашей стороны.
— Американец? — спросил Остап, присаживаясь на корточки рядом.
Я кивнул.
— Тот самый, которого ищут?
Я снова кивнул.
Подошел Смола, равнодушно посмотрел на спасенного нами человека, вытащил из кармана перевязочный пакет и кинул ему.