Российский и зарубежный конституционализм конца XVIII – 1-й четверти XIX вв. Опыт сравнительно-исторического анализа. Часть 2 | Виталий Захаров | страница 48 | LoveRead.ec

В историографии Временный план Ушакова-Орио оценивался довольно противоречиво. Американский историк Дж. Л. Мак Найт видит в Ушакове противника неограниченной политической монополии нобилитета, сторонника расширения политических прав среднего класса. Поэтому «Временный план» либерален и направлен к преодолению местного партикуляризма и усилению централизации управления. Однако такую политику русского царизма Мак Найт рассматривает скорее как исключение, чем как правило.^[239]

Его коллега Н. Ю. Соул видит во «Временном плане» преимущественно черты ограниченности, хотя и не отрицает его либерального характера.^[240]

Греческий историк Г. Мавроянис даёт плану противоречивую оценку, подчёркивая реставрационную сторону Временного плана, восстановление сословного строя и привилегий дворянства. Новую систему он считает приближённой к венецианским порядкам, хотя отмечает и прогрессивные стороны: получение частью среднего класса политических прав.^[241]

Российские историки Е. В. Тарле, В. П. Ильинский, Н. Д. Каллистов, Г. П. Шторм, А. И. Андрущенко, Н. С. Кровяков оценили в целом прогрессивный характер Временного плана, смелость и самостоятельность идей Ушакова.^[242]

А. М. Станиславская рассматривает Временный план как принципиально важный документ внешней политики России, образец русской правительственной мысли, отражающей поиски частью правящей верхушки путей приспособления к политической реальности послереволюционной Европы, путей, которые некоторые царские сановники – члены Негласного Комитета, М. М. Сперанский, и сам Александр I – искали в начале XIX в. и в области внутренней политики России.^[243]

Подобная позиция А. М. Станиславской вполне убедительна. Действительно, «Временный план» является документом в целом либеральной направленности, хотя отдельные статьи и закрывают избирательное право для среднего сословия, крестьян и батраков. Однако, если сравнивать с положением на островах при Французском правлении, очевидно, что при французской администрации феодальные привилегии местной аристократии были отменены лишь формально, на деле же ни одной реформы проведено не было, среднее сословие по-прежнему было отстранено от власти. Так что «Временный план» сделал огромный шаг вперед по сравнению с предшествующим развитием островов.

Однако, либеральный «Временный план» так и не был реализован. По инициативе турецкой стороны он был заменён так называемой «Византийской Конституцией» 1800 г., отменившей предоставление политических прав «второклассным цензовым элементам» и централизацию управления, и восстановившей монополию нобилитета на власть, что привело к гражданской войне 1800–1802 гг.

Примечательно, что в ходе обсуждения «Временного плана» выявилось два подхода к Конституции Ионических островов. Первого придерживался адмирал Ф. Ф. Ушаков, выступивший за умеренно – либеральную форму Конституции, видя будущую республику государством сословным, но основанном на равновесии общественных сил при весомом значении буржуазной прослойки. Ушаков считал, что чрезмерные притязания нобилей могут привести к взрыву противоречий и народному возмущению, в котором «народ вместе с виновными (нобилями) истребит и правых и добрых». Поэтому Ушаков выступал и против дворянского самовластия, и против народного возмущения. Он предпочитал среднюю линию и видел выход из создавшегося положения в соблюдении равновесия общественных сил и заботе об общем благе. Постоянное правило – «терпимость, человечность и стремление строить политику без потери людей».^[244]

Другой точки зрения придерживался русский посланник в Стамбуле В. С. Томара, отстаивавший консервативно-аристократический вариант Конституции. Он отдавал пальму первенства «наследственному правлению оптиматов», считая, что в проведении политики на островах нужно опираться только на наследственное дворянство, а не на широкие круги населения, как это стремился делать Ушаков.

По сути, в споре Ушакова и Томары, как в зеркале, отразилась борьба внутри России между сторонниками аристократического и либерально-дворянского конституционализма. В этой связи представляется верной точка зрения А. М. Станиславской, считавшей, что Ушакова можно отнести к тем русским сановникам, которые понимали необходимость частичного приспособления к новому порядку, к европейскому послереволюционному миру.^[245]

Действительно, Ушаков принадлежал к тому же типу государственных деятелей, что и Александр I с «молодыми друзьями». И хотя внешне он не походил на них, но по подходу к задаче государственного устройства, по предложенному им решению этой проблемы, он представляет тот же тип либерального дворянского деятеля, то же направление общественной мысли, которое предпочитало путь соглашения с обновлённой Европой, исходя из интересов России и в тех пределах, каких эти интересы того требовали.

Ушаков сумел понять, что новая расстановка сил в Европе и в обществе диктует ориентацию не только на естественных союзников российского правящего режима (нобилитет), но и на более широкие, перспективные с точки зрения российской внешней политики, общественные круги.

Однако, вскоре, на островах начались столкновения в предверии выборов в Генеральные штаты и Сенат сторонников и противников местной аристократии. Ушаков был фактически обвинён в заигрывании с местными либералами и развязывании гражданской войны и, вскоре, отозван в Петербург. «Временный план» так и не был введен в действие.^[246]

Прибывший вместо Ушакова граф Г. Д. Мочениго, на словах осуждая действия Ушакова, на деле воспринял большинство его идей. Интересна личность самого Г. Д. Мочениго. Он происходил из знатной венецианской аристократической семьи, давшей много вождей и военачальников. В начале XVIII в. одна из ветвей этой семьи переселилась на Ионические острова, где владела огромными поместьями. Его отец – граф Дмитрий Мочениго во время русско-турецкой войны являлся майором русской армии и был лично знаком с Григорием Орловым и посланником в Турции Томарой. В 1770 г. он был назначен русским посланником во Флоренции. Не удивительно, что своего сына он воспитал в духе верности российскому Двору. После смерти отца Г. Д. Мочениго сменил его на посту посланника во Флоренции, во многом благодаря протекции, оказанной С. Р. Воронцовым и А. А. Безбородко. Правда, в 1799 г. карьера Мочениго прервалась, и он был отправлен в отставку, попав в опалу. Подоплёка её заключалась в том, что служащий русской миссии во Флоренции (поляк по национальности) передал секретные документы французским агентам, а затем и сам перешёл на службу Франции. Однако столичные покровители помогли Мочениго и на этот раз. После смерти Павла I в 1801 г. в числе многих других опальных чиновников он был вновь принят на русскую службу и, по совету Томары, назначен представителем императора на Ионических островах. Нельзя сказать, что Мочениго чем-то выделялся на фоне других чиновников. Но, с другой стороны, он стоял на уровне образованности и умственных интересов своего времени, принадлежал к тому либерально-настроенному слою дворян, который выдвинулся при Александре I.