Иллюзорная реальность - читать онлайн книгу. Автор: Аси Блэр cтр.№ 36

Вадим стал для меня настолько близким человеком, что я перестала переживать насчет отца, проводя всё свободное время с парнем и практически не ночуя дома. Но до интима у нас не доходило, а Вадик до поры до времени и не настаивал, что не могло не радовать. На тот момент к такому шагу я ещё была не готова.

Когда же наши отношения дошли до точки, требующей логического продолжения, я пообещала, что в день моего выпускного со школы всё случится. Но никак не ожидала, что именно в этот день произойдет нечто ужасное – то, что будет преследовать меня на протяжении восьми лет и, очевидно, дальше – до конца жизни…

Поток воспоминаний сбил звук входящего смс от Анфисы:

«Можешь завтра зайти к нему. Палата № 211».

Кратко и сухо – в стиле мачехи. Будто бы мне нужно её разрешение. Но хорошо, что хоть номер палаты написала.

***

Сколько бы я ни храбрилась, сколько ни убеждала себя, что отец примет и простит меня в любом случае, моя уверенность, сменившись страхом и паникой, заметно поугасла, стоило только переступить разбитый порог городской больницы.

Когда я подошла к отделению кардиологии, запах медикаментов, пота, и людских страданий заметно усилился, вызывая вкупе с моими нервозностью и нерешительностью настоящую тошноту. Пришлось вернуться в коридор, пока никто из персонала не видит, распахнуть пыльное окно и от души затянуться свежим воздухом. Ну, или таким, какой был на улице вокруг этого удручающего своей внешней убогостью лечебного заведения.

Я так бы и стояла здесь, снова пытаясь настроиться на встречу с отцом, если бы не пробегающая мимо неприветливая медсестра, которая, увидев открытое окно, сразу рявкнула на меня и начала докапываться с вопросами: кто я, куда шла и почему веду себя здесь, как дома. Не дай бог мне такой дом!

Пришлось, пересилив внутренние противоречия, собраться духом и, игнорируя острую потребность зажать нос, всё же зайти в нужное отделение. Осмотревшись, я почти сразу нашла номер нужной палаты, но, подойдя к ней, как статуя застыла у входа. В этот самый момент дверь распахнулась, и на меня практически наскочил высокий, широкоплечий, пожилой мужчина в белом халате. Я рефлекторно отпрыгнула в сторону и нахмурилась.

– Вы к кому это? Чего под дверью стоите? – раздраженно обращается он ко мне.

– Я… Зайти собиралась… К Александру Николаевичу Ветрову, – произношу сбивчиво, немного опешив, и стараясь не обращать внимание на подозрительный взгляд врача.

– А вы кем ему приходитесь? – недобро прищурившись, интересуется мужчина.

– Дочь, – произношу почти неслышно, но потом, прочистив горло, повторяю громче. – Я его дочь. Евгения.

– Надо же… Это, что ли, та самая дочь, которая много лет назад бросила своего больного отца, променяв на лучшую жизнь в большом городе? – обвинительно то ли спрашивает, то ли утверждает, заставляя меня поёжиться от его холодного, пренебрежительного тона. Даже врач обо мне наслышан – ужас какой-то…

– Я не бросала его. То есть… Почему больного? Папа до этого почти никогда не болел. Только вот сейчас сердце прихватило, – неосознанно стараюсь оправдаться.

– Только сейчас? Милочка, ваш отец уже третий год у нас частый гость. Мы стараемся, как можем, стабилизировать его состояние, но за последние шесть месяцев приступы участились. Я говорил уже его жене, что нужны более дорогостоящие препараты, которыми наша больница не располагает. Но она по-прежнему ссылается на то, что у вашей семьи нет таких средств. Смотрите, как бы потом поздно не стало считать деньги… – с упреком кидает мне врач и скрывается в следующей палате.

А я от услышанного окаменела. Даже не почувствовала, что из глаз покатились слёзы.

Как это мой папа третий год болеет? Почему Анфиса не сообщила мне об этом хотя бы через Ольгу? Она ведь прекрасно знает, что мы общаемся до сих пор.

И что значит – у семьи нет таких средств? Мой папа всегда прилично зарабатывал по меркам этого города… Неужели у них нет денег на нормальные лекарства?

Я просто отвратительная дочь. Только сейчас до меня дошло, насколько я мелочная, трусливая, неблагодарная и глупая… Как я могла уехать от собственного отца, бросив его одного с этой мегерой? Почему мне казалось, что у него всё и без меня будет отлично? Имею ли я вообще теперь право заявляться к нему через столько лет, напоминая о том, что вообще существую?

Утерев слезы тыльной стороной ладони, я постаралась успокоиться, но не особо получалось. А, может, и не надо притворяться? Пусть папа видит, в кого превратилась его дочь за всё это время.

Набравшись мужества, решительно толкнула дверь палаты и зашла вовнутрь. Даже сквозь пелену слёз я сразу заметила своего отца, лежавшего на одной из шести кроватей и равнодушно смотрящего в окно.

– Папа! – шумно выдохнув, окрикнула его, но он даже не шелохнулся.

Не пытаясь совладать с эмоциями, в мгновение оказалась рядом с отцом, упав на колени рядом с его кроватью. Большей тварью, чем сейчас, я себя не чувствовала. Ведь по сути его дочь – родная кровинушка – бросила родителя на произвол судьбы…

Так странно было наблюдать за лежащим, осунувшимся и заметно поседевшим папой, когда ещё свежи воспоминания, где он с улыбкой и гордой осанкой встречает мир. А теперь лежит в палате будто одинокий старик без родных. Даже соседей не видно, присутствие которых могло бы хоть иллюзорно восполнить отсутствие первых.

Всё же болезнь изменила его внешне, оставив заметные следы – новые морщины и бледный цвет лица в лишний раз служат тому доказательством.

От осознанного и увиденного меня не переставая душили слезы, внутри раздирало на части от картины, представшей перед моими глазами. А не реагирующий на моё присутствие родной человек всё сильнее оголял чувство необъятной вины перед ним.

– Папа… папочка… – повторяла сквозь всхлипы, держась ослабевшими руками за края простыни. – Посмотри на меня… пожалуйста… – горло першило от слез, но меня это не волновало. – Прошу…

– Что? – тихо, но грубо спросил он, переведя на меня будто уставший и раздраженный взгляд.

– Прости меня, папочка, пожалуйста…

Во мне будто прорвало плотину, которая сдерживала поток эмоций и чувств, разом нахлынувших сейчас – спустя столько лет – боль, горечь, любовь, сожаление, злость, омерзение к себе… И практически всё можно было свести к одной ужасающей правде – я никчемная дочь.

– Обещаю, что больше не брошу тебя! – заверяла от слез размывающуюся перед глазами фигуру отца.

– Помолчи, – прервал он меня, силясь приподняться, но у него не получалось. Когда я решила помочь, папа не позволил. – Я сам, – вновь сурово отчеканил он.

Кое-как устроившись, отец посмотрел на меня долгим и мучительным взглядом, и я его прекрасно понимала, дав время на осознание факта моего возвращения.

– Зачем ты пришла? – строгий голос разрезал тишину, нарушаемую лишь моими частым громким дыханием и всхлипами.