Уэллс. Горький ветер - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Даль cтр.№ 30

Увидев приближающиеся машины, деревенские остолбенели. Сейчас они представляли легкую добычу для оборотней – нападай и рви в клочья, но оборотни тоже не ожидали появления шагоходов и, поджав хвосты, ретировались. Они привыкли воевать и наводить ужас на живых существ, а тут огромные бездушные машины, с которыми много не навоюешь, только клыки обломаешь. Для треножников это была премьера, от которой зависело их дальнейшее воплощение в жизнь. И я видел мощные устрашающие машины, с которыми профессор мог не только наводить ужас на местных жителей, но и пойти на Лондон в завоевательный поход. Ужасные идеи Моро имели шанс воплотиться в жизнь.

За время моего сотрудничества с Уэллсом я успел заразиться его идеями о людях будущего и о идеальном государстве Космополисе. Но версия профессора Моро ужасала меня. После экскурсии по Острову я убедился окончательно, что какими бы прекрасными ни были идеи, но инструменты, которыми они будут воплощаться в жизнь, могут испортить все. Инструменты профессора мне показались бесчеловечными. Возможно, я ошибался, но я был уверен, что Уэллс разделяет мое мнение.

За первым треножником показался второй, чуть меньшего размера. Он заходил с правого фланга, отрезая пути отступления для деревенских. Еще несколько минут назад они полыхали праведным гневом и шли жечь ненавистную Резервацию с Островом. Сейчас же вся эта ненависть, гнев и решительность куда-то подевались. Вот треножник наступил на телегу, на которой приехали деревенские, и перешагнул за границу Резервации. Теперь он уже находился снаружи и вел наступательную операцию, которую никто из деревенских не ожидал. Они наконец справились с оцепенением первых минут и бросились врассыпную от наступающей машины. Водитель треножника повернул оружейные стволы и дал несколько залпов по ним, но так, чтобы никого не задеть, а лишь припугнуть. Деревенские мчались сквозь лес, перепрыгивая через кочки и коряги, спотыкались, падали, летели кубарем, поднимались и снова бежали. Они еще долго будут помнить эту ночь, свой неудачный карательный поход и ужасные машины, которые шагали и шагали по их следам и не собирались останавливаться. Второй треножник вышел за границу Резервации и зашагал на другой фланг, пугая тех, кто уже посчитал, что им удалось спастись.

– Дальше будет неинтересно. Основное мы уже посмотрели. Можем ехать и предаться славным воспоминаниям о прошлых наших приключениях, Гэрберт. Хурлядь, но как же классно мы их сегодня попугали! Ничего. Будут знать, как угрожать и лезть к нам. Они думали, что смогут меня запугать. Ха-ха-ха, не на такого нарвались. Хотя еще год назад у них многое получалось, надо признать. Но тогда у меня не было треножников и всю охрану несли на себе семьи оборотней.

– И много у тебя этих треножников? – спросил Уэллс.

– Пять машин пока полностью укомплектовано. Еще для пяти Скольпеари обещал подвезти запчасти к концу недели. Тогда будет десять. И еще семь собираются. Будут к концу месяца. Так что уже почти маленькая армия. Достаточно для того, чтобы захватить Йорк, а затем и выдвинуться на Лондон.

– Зачем тебе это? – спросил Уэллс.

– Как зачем? Человечество буксует, топчется на месте. Развитие тормозится, к тому же войны. Они ставят палки в колеса прогресса. И с каждой новой эпохой становятся все более жестокими и разрушительными. Человечество если не самоуничтожится, то откатится назад в пещеры. Я не хочу, чтобы все закончилось так. Настало наше время. Время менять мир.

– И как ты собираешься его менять? – уточнил Уэллс.

Мы заняли места в автомобиле, который уже урчал мотором.

– Людям будет предложено пройти преображение и стать хомо новусом. Кто согласится, пойдет с нами дальше. Кто нет, останется в прошлом, – ответил профессор.

– Что ты собираешься делать с отказавшимися? – спросил Уэллс.

Профессор зловеще улыбнулся и произнес:

– А давайте-ка откупорим бутылку славного хереса. Мне привезли в подарок недавно целый ящик. Предлагаю отметить маленькую победу над серостью хомо сапиенсов. Потом вернутся наши герои из деревни и заслушаем их доклады.

– А что они будут делать в деревне? – спросил я.

– Приказ – никакой крови. Разрушат пару домов. Потопчут поля, сорвут несколько крыш, и на этом хватит.

Машина тронулась с места и направилась в сторону особняка профессора Моро.

* * *

Мы покинули Резервацию рано утром. Профессор настаивал на том, чтобы мы задержались и обсудили с ним его триумфальное возвращение в Лондон и восстановление клуба «Ленивцев» в прежнем составе, но Уэллс сослался на то, что он и так слишком долго отсутствовал, его ждут текущие дела и срочные заказы, в том числе и для кинематографа. Люди экрана – народ нервный, в особенности господин Чарли Чаплин. Любой простой, пускай и вынужденный, заставляет его переживать. В общем, Гэрберт ловко отвел глаза Моро, заставил его поверить в свои байки, в то время как ему не терпелось вырваться из удушливой атмосферы Резервации и Острова.

Проезжая мимо разоренной треножниками деревни, Уэллс не мог оторвать от нее взгляд. Он прилип к окну и пока за поворотом не скрылись последние дома, все смотрел и смотрел. В это время его мозг усиленно трудился, пытаясь решить задачу, которая изначально была лишена решения. Мне кажется, я даже знал, в чем заключается эта задача, – как остановить профессора Моро?

Но тут я ничем не мог помочь Уэллсу. Я не представлял себе, как мы можем помешать профессору воплотить задуманное в жизнь. Но я не сомневался, что Гэрберт придумает, как это сделать.

– С первого взгляда может показаться, что профессор занимается благим делом. Он совершенствует человеческую природу. Проводит искусственную эволюцию, при этом не уничтожает человеческое естество, а вводит в него лишь усовершенствования. При этом сам реципиент не испытывает физических страданий. Мы не берем сейчас во внимание матримонов. Их существование само по себе является исключением из правил. Но это лишь поверхностный взгляд. Моро занимается прогрессом наоборот. Внешне его деятельность может считаться прогрессивной, но по сути она ведет к созданию антиутопии, – неожиданно нарушил молчание Уэллс.

– Но ведь это так близко к вашим мыслям. Новые люди. Вы все время об этом говорите, – возразил я.

– Да, говорю. И буду продолжать утверждать, что однажды на Земле воцарится хомо новус, и вполне вероятно, что он будет воспитан и подготовлен самыми просвещенными и прогрессивными представителями хомо сапиенс. Но то, что мы видели на Острове, это надругательство над самой идеей хомо новуса.

Возмущению Уэллса не было предела. Его раздирали изнутри противоречивые чувства. Он видел воплощение своих идей в жизнь, но реализация его не устраивала.

– Почему вы так считаете? – спросил я.

– Потому что сырье изначально было взято бракованное. Если вы будете строить дом из гнилого дерева, то вы построите развалюху, которая очень быстро разрушится, поскольку уже изначально заражена ядом разрушения. Моро вербовал людей за гроши, искал на самом дне, в самом отребье, в результате даже если хомо новус будет физически здоровым, то душевно и морально гнилым. Что можно ожидать от таких людей? Разве они могут построить страну всеобщего процветания? Боюсь, что в их исполнении Космополис превратится в диктатуру сильного и избалованного. И мы увидим самый ужасный государственный строй, который можно себе вообразить. Где во главе будет стоять самый хитрый, продвинутый, жестокий и беспринципный. Вокруг него соберутся в железный кулак фигуры настолько же беспринципные и сильные, но все же в меньшей степени, чем вождь. Остальные же будут низведены до уровня винтиков механизма, по сути рабов. Такое общество имеет тенденцию к развитию, но только при условии наличия внешнего врага и конкурентной борьбы. Если же это будет тот самый Космополис, без других социальных вариантов, то очень быстро он захлебнется сам в себе, перейдет в стадию стагнации, а дальше – загнивание и смерть. И никакой дороги к звездам, полетов к иным мирам, о чем так мечтал мой друг Циолковский. Ничего этого не будет. Богатые будут богатеть, а бедные будут выживать. И тогда вопрос: зачем все это затевать? Зачем менять действующую систему государственности, чтобы привести в жизнь менее жизнеспособную, но более уродливую?