Прикосновение тьмы - читать онлайн книгу. Автор: Скарлетт Сент-Клэр cтр.№ 9

Персефона посадила их и старательно ухаживала за ними, но вместо пышного цвета они выросли пожухлыми и черными.

Она никогда не забудет выражения лица матери, когда та увидела поникшие розы, – шок, разочарование и отказ верить в то, что цветы ее дочери растут, будто из самого царства мертвых.

Деметра протянула руку, дотронулась до цветов, и они наполнились жизнью.

Персефона никогда больше к ним не подходила и избегала этой части оранжереи.

При виде шкатулки метка у нее на коже стала такой же горячей, как ее стыд. Ее мать не должна узнать об этом.

Девушка порылась в шкатулке и вытащила браслет – достаточно широкий, чтобы скрыть метку. Этого будет достаточно, пока Аид ее не уберет.

Персефона вернулась к себе в комнату, но не успела сделать и пару шагов, как перед ней вдруг из ниоткуда возникла ее мать. Персефона подпрыгнула, и сердце едва не выскочило у нее из груди.

– О боги, мама! А ты не могла бы пользоваться дверью, как нормальные родители? И стучаться, прежде чем войти?

В обычный день Персефона бы так не возмутилась, но сегодня она была на взводе. Деметра не могла узнать про «Неночь». Девушка торопливо перебрала в памяти все, что было на ней прошлым вечером, – платье уже было в комнате Лексы, туфли у нее в шкафу, а украшения она засунула в сумочку, что висела на дверной ручке.

Богиня плодородия была прекрасна и не тратила время на то, чтобы скрыть под чарами свои элегантные семиконечные оленьи рога. Ее волосы были светлыми, как у Персефоны, но прямыми и длинными. Ее кожа сияла, а высокие скулы были подчеркнуты природным розовым оттенком, как и губы. Деметра приподняла заостренный подбородок, окидывая Персефону критичным взглядом глаз, что меняли свой цвет от карего до зеленого и золотого.

– Чепуха, – произнесла она и приподняла подбородок Персефоны большим и указательным пальцами, чтобы наложить еще чар. Персефона и без зеркала знала, что делает мать – замазывает веснушки, румянит щеки и выпрямляет ее волнистые волосы. Деметре нравилось, когда Персефона была похожа на нее, а Персефона предпочитала походить на мать как можно меньше. – Ты можешь изображать из себя смертную, но при этом все равно выглядеть божественно.

Персефона закатила глаза. Ее внешность была для матери еще одним поводом для раздражения.

– Вот! – наконец воскликнула Деметра и отпустила ее подбородок. – Прекрасно.

Персефона взглянула в зеркало. Она была права – Деметра скрыла все, что Персефоне так нравилось в своей внешности. И все же она сумела выдавить:

– Спасибо, мама.

– Да не за что, мой цветок. – Деметра погладила ее по щеке. – Ну, расскажи мне об этой… работе.

Это слово слетело с губ Деметры, будто ругательство. Персефона стиснула зубы. Она удивилась, как быстро и бурно в ней вспыхнул гнев.

– Это стажировка, мама. Если я справлюсь, то получу работу, когда закончу учиться.

Деметра нахмурилась:

– Дорогая, ты же знаешь, тебе не обязательно работать.

– Ага, конечно, – пробормотала Персефона себе под нос.

– Что ты сказала?

Персефона повернулась к матери и произнесла уже громче:

– Я этого хочу. И у меня неплохо получается.

– У тебя много чего неплохо получается, Кора.

– Не называй меня так! – огрызнулась Персефона, и глаза ее матери вспыхнули. Она уже видела этот взгляд – прямо перед тем, как мать высекла одну из своих нимф за то, что упустила ее из виду.

Персефоне не следовало выходить из себя, но она не смогла сдержаться. Она ненавидела это имя. Это было ее детское прозвище, и значило оно «дева». Само это слово было подобно тюрьме, но, что еще хуже, оно напоминало ей, что, если она переступит черту, прутья ее клетки тут же отвердеют. Она была лишенной магии дочерью обитательницы Олимпа. Кроме того, она заимствовала магию своей матери, и эта привязь делала ее послушание матери еще более важным. Без чар Деметры Персефона не смогла бы жить в мире смертных, не выдав себя.

– Прости, мама, – выдавила она, не глядя матери в глаза. Не потому, что была расстроена, а потому, что на самом деле не чувствовала себя виноватой.

– О мой цветок. Я тебя не виню. – Деметра положила руки на плечи дочери. – Это все мир смертных. Это он нас с тобой разделяет.

– Не говори глупостей, мама, – вздохнула Персефона, обхватив ладонями лицо Деметры. Произнося следующие слова, она была более чем искренна: – Ты все, что у меня есть.

Деметра улыбнулась, положив руки на запястья дочери. Метка Аида снова прожгла Персефоне руку. Мать слегка наклонилась вперед, словно хотела поцеловать дочь в щеку. Но вместо этого сказала:

– Помни об этом.

После этого она исчезла.

Персефона выдохнула, ее плечи опустились. Даже когда ей было нечего скрывать, общение с матерью изматывало. Она все время была на взводе, в постоянной готовности к тому, что мать посчитает неприемлемым на этот раз. Спустя время Персефона начинала думать, что излишне накрутила себя по поводу досадных слов матери, но иногда они ранили ее.

Она отогнала неприятные мысли, сосредоточившись на выборе наряда для сегодняшнего дня – прелестного светло-розового платья с присборенными рукавами, пары белых туфель на танкетке и белой сумочки. Перед выходом она остановилась у зеркала, чтобы всмотреться в свое отражение, и сняла чары с волос и лица, вернув себе кудри и веснушки. Богиня улыбнулась, снова узнав себя.

Персефона покинула квартиру и почувствовала себя гораздо счастливее, едва ступив под утреннее солнце. У Персефоны не было машины, не было у нее и способности перемещаться, как у других богов, так что, когда ей нужно было добраться в какое-то место в Новых Афинах, она либо шла пешком, либо садилась на автобус. Сегодня было тепло, и она решила прогуляться.

Персефона любила этот город, потому что он был совершенно не похож на место, где она выросла. Здесь возвышались зеркальные небоскребы, сверкавшие в теплых лучах Гелиоса. Музеи здесь были наполнены историями, которые Персефона узнала, только переехав в этот город. Здания были произведениями искусства, и к тому же почти в каждом квартале имелись скульптуры или фонтаны. Помимо всего этого камня, стекла и металла в городе простирались акры парков с роскошными садами и деревьями, где Персефона нередко гуляла по вечерам. Свежий воздух напоминал ей о том, что она свободна.

Она сделала вдох, пытаясь справиться с волнением. Но внутри ее будто затянулся узел из-за татуировки на запястье. Ей нужно было избавиться от нее прежде, чем ее заметит Деметра, иначе несколько лет ее свободы обратятся в вечность в стеклянной коробке.

Обычно именно этот страх заставлял Персефону быть осторожной.

За исключением прошлой ночи – ночи, когда она почувствовала себя бунтаркой. И, несмотря на эту странную метку на коже, «Неночь» и ее властитель стали всем, чего она когда-либо желала.