Стэнли Кубрик. С широко открытыми глазами - читать онлайн книгу. Автор: Эмилио Д'Алессандро cтр.№ 29

Для сцен, в которых изображалось, как персонажи должны провести зиму запертыми в отеле, в качестве искусственного снега использовали обычную соль. Мы покупали соль 50-килограммовыми мешками на фабриках, которые обычно поставляют ее молочным заводам. Художники-постановщики объяснили рабочим EMI, как разбрасывать соль по заднему двору студии, следя за тем, чтобы она была навалена перед фасадом и поверх живых изгородей. Основная часть лабиринта была построена в помещении, на случай, если пойдет дождь и растворит соль, из-за чего было бы нужно начинать все сначала.

В «Барри Линдоне» сложность заключалась в логистике кинопроизводства и неопределенном графике съемок. Сложность «Сияния» была в том, что Стэнли хотел, чтобы все было в точности так, как он задумал. Даже если это значило снимать одну и ту же сцену сотни и сотни раз. Во время съемок сцены, когда дубль заканчивался, Стэнли говорил, что это было хорошо, но нужно сделать третий.

– Зачем мы делаем то же самое, что делали вчера? – спрашивали все. – и почему вчера мы делали то же самое, что позавчера?

– Я не знаю, – просто отвечал я. И это было правдой.

В конце дня Стэнли поздравлял актеров и группу. По дороге домой я спрашивал его, что получилось сегодня, и он отвечал: «Мне очень нравятся кадры, которые мы сняли сегодня». Но если ему очень нравится, зачем тогда все эти дубли?

Долго ждать не пришлось, чтобы вопросы превратились в жалобы. «Почему мы все время работаем над одной сценой? Это трата времени, – протестовала группа, – мы опаздываем. Другим проектам приходится ждать».

– Они подождут, – отвечал я, – они начнут снимать свои фильмы, когда закончит Стэнли. Он подписал контракт со студией. Это не та вещь, о которой вам стоит беспокоиться.

За этим неизбежно следовало саркастическое замечание: «А, я понял. Он заключил сделку с Kodak, чтобы использовать всю их пленку». Эти замечания проходили за спиной Стэнли. Вряд ли кто-то из участников этих бесед знал, насколько я близок к нему, поэтому они не беспокоились из-за того, что он узнает, насколько они недовольны.

– Стэнли, группа жалуется, – признался я.

– Что они говорят?

– Ничего серьезного, остроты, шутки, они удивляются, зачем ты так много снимаешь.

– Все в порядке. Не беспокойся о них. Но дай мне знать, если они скажут что-то новое.

В конце концов они даже начали винить себя.

– Я сделал что-то не так? – спрашивал актер или техник в отчаянии.

– Нет, – отвечал Стэнли, – но давайте сделаем еще один дубль.

Даже у самых стойких пошатнулось самообладание.

– Что-то не так? Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Ничего. Ты все делаешь правильно, но давай снимем еще один.

Он никогда не отвечал, он просто продолжал снимать. Невозмутимо. Он относился ко всем одинаково, как к техникам, так и к актерам, независимо от их статуса. Я даже не просил его объяснить. Это была его работа, не моя. Тем не менее я не переставал задавать себе вопрос об этом, и я понял, что Стэнли никогда не «тратил» время, он всегда его «проводил». Еще один день работы над сценой значил, что время позволяло улучшить ее. Время не забиралось из следующей сцены. Вдобавок на площадке было слишком много народу. Игнорирование всех жалоб было его способом избегать споров. Осветители, специалисты по спецэффектам, люди из EMI и суетливые секретари – все были там, чтобы слушать, что он говорит. Если бы он сказал актеру, что он плохо работает, вся группа использовала бы его в качестве козла отпущения, обвиняя его в задержках. Поэтому Стэнли предпочитал ничего не говорить и довериться таланту актеров, которых он выбрал. Повторение сцены снова и снова помогало им достичь интенсивности экспрессии, которую он искал. В любом случае, он был достаточно толстокожим, чтобы вынести все их беспокойство и сарказм. В конце концов, он был губернатором.

Несмотря на невероятную сложность съемок фильма и выматывающее число дублей для каждой отдельной сцены, я никогда не видел, чтобы кто-нибудь поднимал голос или выходил из строя. Съемочная площадка Стэнли была мирным местом. Это был парадоксально: огромные съемки в семейной атмосфере. Когда я приезжал на студии и проходил мимо снимающихся там сцен, над которыми работали другие режиссеры, я слышал крик, визг и ругань из-за закрытых дверей. На площадке Стэнли я боялся чихнуть в случае, если это всех побеспокоит.

– Они могут найти более мирный способ взаимодействия друг с другом? – спросил Стэнли однажды вечером. Он услышал голоса из других студий, когда мы проезжали мимо на «Мерседесе».

– Ты ведь тоже делаешь людям выговоры, да, Стэнли?

– Да, но не публично.

Студийные техники были чертовски хороши в своей работе и безоговорочно следовали инструкциям Стэнли, или почти безоговорочно. Каждое утро и каждый вечер, примерно полчаса, как они утверждали, бесспорно принадлежали им: неприкосновенный, чисто британский перерыв на чай. Работы на съемочной площадке останавливались, и все получали свою чашку. Смирившись с неизбежностью этого ритуала, Стэнли проводил перерывы в своем кабинете, пробегаясь по своим заметкам, совершая звонки и подписывая документы для бухгалтеров. Он делал все это с чашкой в руке; но она была наполнена кофе американо.

Съемочные площадки Стэнли были строго засекречены и недоступны для всех, но не для семьи и близких друзей. Поэтому, когда его родители снова приехали в Эбботс-Мид, он воспользовался возможностью и пригласил их на площадку, чтобы они посмотрели, как он снимает одну из сцен с Николсоном. Это была сцена, в которой Джек прячется за одной из колонн в коридоре, поджидая Скэтмена Крозерса, актера, который сыграл Хэллорана, повара, и разрубает ему топором грудную клетку. Стэнли попросил меня держаться рядом с его отцом и матерью на случай, если сцена шокирует их. Между тем единственным человеком, кто был хоть как-то обеспокоен, оказался Стэнли. Джейк и Герти были полны энтузиазма: они смотрели на подготовку спецэффектов и не могли дождаться убийства.

Техники собирались использовать в сцене два топора. Настоящий, тяжелый, который Джек должен был держать перед тем, как ударит Хэллорана, и легкий бутафорский, наполненный жидкостью, похожей на кровь, которая должна была разбрызгаться повсюду после удара о грудь Хэллорана. Николас практиковался в использовании бутафорского топора, поэтому из его движений нельзя было заметить разницы в весе.

Стэнли скомандовал: «Начали!» Мы в тишине смотрели, как Скэтмен утомительно тащится по коридору. Неожиданно Джек с криком выпрыгнул и жестоко ударил его в грудь. Бедный Скэтмен закричал, пошатнулся и рухнул на пол. Джек стоял около него. Из-за напряжения он задыхался. Все прошло хорошо, и, когда Стэнли крикнул «Стоп, снято!», Герти была так обрадована, что почти начала хлопать. Его отец тоже улыбался. Я оглянулся, чтобы посмотреть на актеров, и поймал взгляд Стэнли. Он бесшумно спрашивал, все ли прошло хорошо. Я уверил его издалека улыбкой.

Стэнли также пригласил на площадку Жанет и моих детей в тот день, когда он собирался снимать сцену на заднем дворе студии. Когда они увидели фасад отеля «Оверлук», то лишились дара речи. Он выступал из тумана, созданного генераторами дыма, и освещался уличными фонарями и прожекторами в искусственном саду. Когда мы встретили Стэнли, он был настолько занят, что у него было время только сказать «привет» издалека. Он готовился к съемке сцены, в которой Венди помогает Дэнни выбраться из окна ванной, а затем застревает, когда пытается выбраться сама. Когда он закончил раздавать инструкции, то остановился перед одной из камер с мегафоном в руке. Все в молчании ждали, что он скажет. Мариса и Джон прислонились к моим ногам, очарованные светом и звуками оборудования. «Они готовы снимать. Нам нужно соблюдать идеальную тишину», – сказал я, прижимая их к себе. Стэнли поднял мегафон и скомандовал команде по спецэффектам запускать ветер и снег. Затем он крикнул: «Мотор!» Моим детям тогда было чуть больше 10 лет. Готов поспорить, что они в самом деле позавидовали Дэнни, когда Стэнли скомандовал ему скатиться с горы из соли.