Последний император. Жизнь и любовь Михаила Романова - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Чернышова-Мельник cтр.№ 125

…Наташа, как только открыли банк, сразу же отправилась туда. Оделась скромно, но со вкусом, и по дороге обдумала план действий. Конечно, так просто «товарищи» драгоценности ей не отдадут, они наверняка конфискованы еще Временным правительством. Она не раз слышала, что на вклады, ценные бумаги, золото наложен арест. Нужно придумать что-нибудь правдоподобное…

Служащему она сказала, что хочет проверить документы, хранящиеся в сейфе. О камнях – ни слова. Улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок… кто же мог отказать такой красивой и воспитанной даме? Ее тут же проводили к сейфу, и Наташа, стараясь не выказать волнения, стала перебирать бумаги. К счастью, кое-что ценное там действительно осталось, в документах просто не додумались искать… Но как же достать оттуда украшения, ведь служащий банка не оставляет ее ни на минуту одну? Она пошутила, рассказала какую-то смешную историю, словом, сумела отвлечь ненадолго его внимание. Ловким движением сгребла драгоценности, стараясь их не поцарапать, и тут же спрятала в муфту. Удивительно, как порой находчивы женщины в минуты опасности! Словно заправский фокусник Наташа «провернула» всю операцию за считанные секунды. Как тяжело ей все это далось, она поняла, лишь оказавшись на улице. В глазах потемнело, и отважная женщина прислонилась к стене дома. Ну, да ничего… Главное сделано, драгоценности опять у нее в руках. С ними не так страшны даже большевики.

Позже она пойдет еще на одну хитрость – ведь не везти же ей драгоценности в муфте и через границу? Если повезло один раз, то это вовсе не значит, что Фортуна всегда будет к ней благосклонна. Нужно придумать что-нибудь такое, чтобы никто не смог заподозрить, где же она в действительности спрятала свои украшения. И Наташа придумала… Своими богатствами она заполнила бутылочку из-под чернил. И во время обысков, которые ей еще не раз приходилось переживать, никто так и не поинтересовался содержимым этой бутылочки. Но это только – часть украшений. А остальные она прятала… в толстые свечи, аккуратно выдалбливая их изнутри. В полость проталкивала украшения и опять заливала ее воском. А в жалкий обмылок замуровала свои знаменитые серьги с жемчугом величиной с лесной орех…

Наташе удалось спасти в те дни не только драгоценности. Часть семейного серебра она закопала ночью в саду, рядом с домом 24 по Николаевской улице. Тата позже вспоминала: «Возможно, оно лежит там и сейчас… Где именно, я не знала, да и знать не желала, но знал садовник. Насколько я его изучила (он тайком продавал наши овощи и фрукты), думаю, он выкопал его раньше большевиков…» Кто теперь знает, кому досталось это серебро? А, может, и поныне лежит где-то закопанным в саду? Время было смутное…

Хотя Михаила вскоре после возвращения в Гатчину и освободили от «домашнего ареста», его не оставляло душевное волнение, беспокойство. И не зря. 23 ноября группа солдат ворвалась в их дом, предъявив Михаилу Александровичу приказ о конфискации у него вина и продуктовых запасов. Противиться этому было бесполезно. Солдаты забрали «80 бутылок вина и большое количество сахара… несколько бутылок тут же выпили и разбили».

Желая пресечь разбой и получить хоть какие-то гарантии от большевиков, что его оставят в покое, великий князь на следующий же день отправился в Петроград, прямо в Смольный, и обратился с жалобой на действия революционных солдат к управляющему делами Совнаркома Владимиру Бонч-Бруевичу ^[258]. Потребовал у него гарантий, что не подвергнется больше аресту. Хватит уже этого безобразия! Бонч-Бруевич, выслушав Михаила Александровича, пообещал, что такое больше не повторится, и выдал документ, в котором было сказано, что М. А. Романов имел право на «свободное местожительство» как обычный гражданин.

И действительно, в течение следующих трех месяцев большевики не трогали семью Михаила Александровича. Он свободно гулял с Наташей по городу и переживал лишь из-за того, что некоторые местные жители организовали его негласную охрану. Но это было сделано из добрых побуждений – чтобы оградить великого князя, его семью и дом от возможных посягательств хулиганов. В эти дни он несколько успокоился и как-то стал уверять своих добровольных охранников:

– Я никому не нужен, и никто меня здесь не тронет. Приказывать я не в праве, но хочу, чтобы охрану с меня сняли.

Одной из причин его спокойствия стало установление добрых отношений с назначенным большевиками на должность комиссара Гатчинского дворца Владимиром Гущиком ^[259]. Он не очень-то и походил на комиссара, был душевно тонким, интеллигентным человеком, с которым Михаил Александрович с удовольствием общался. Общность интересов оказалась не случайной: впоследствии Гущик эмигрировал в Эстонию, поддерживал дружеские отношения с замечательным писателем Александром Куприным и сам стал известным в эмигрантских кругах литератором. Жаль, что его творчество практически неизвестно отечественному читателю.

Михаил Александрович тоже вызывал симпатию у Гущика. Молодой человек был буквально покорен великим князем, выделив в его характере «три редких качества: доброту, доступность и честность. Ни одна партия не питала к нему неприязни. Даже социалисты всех тонов и оттенков относились к нему с уважением». Подружился Гущик и с Джонсоном – причем, настолько близко, что великий князь попросил его взять на хранение некоторые свои документы, которые стало небезопасно держать дома. И Владимир полностью оправдал это доверие: никто из большевиков так ничего и не узнал о политической деятельности и контактах Михаила и Наташи.

А. Куприн вывел В. Гущика под именем «Иллариона Павловича Кабина, в коричневом френче и желтых шнурованных высоких сапогах, очень бледного, с тревожным усталым лицом» в повести «Купол святого Исаакия Далматского». Писатель характеризует его как человека глубоко порядочного: «Да, он был комиссаром по охране Гатчинского дворца и его чудесного музея… Впоследствии он был комиссаром по собиранию и охранению полковых музеев и очень многое спас от расхищения. Кроме же этого, он всего неделю назад показал себя и порядочным человеком и хорошим патриотом. В его руки, путем взаимного доверия, попали портфели великого князя ^[260] с интимной, домашней перепиской. Боясь обыска, он пришел ко мне за советом: как поступить ему. Так как меня тоже обыскивали не раз, а мешать сюда еще кого-либо третьего мне казалось безрассудным, то я предложил эту корреспонденцию сжечь. Так мы и сделали. Под разными предлогами услали его жену, двух стариков и четырех детей из дома и растопили печку. Ключа не было, пришлось взломать все двадцать четыре прекрасных сафьяновых портфеля и сжечь не только всю переписку, но и тщательно вырезать из углов золототисненые инициалы и короны и бросить их в печку. Согласитесь – поступок не похож на большевистский».